Артефакт
Шрифт:
– Так нам только кажется, что мы ничего не выбираем? – поинтересовался я. – А на самом деле все-таки выбираем…
– Все миры существуют одновременно – значит, одновременно существуют и все варианты выбора… – пояснил Виталик. – И наше сознание присутствует во всех мыслимых вариантах. Но «оживляем» мы только один.
– Что-то ты мудришь, – покачал я головой. – Зачем тогда вообще было городить этот огород со многими мирами, если все равно выбираем мы только один… Получается та же хрень, только с перламутровыми пуговицами… И зачем такая концепция могла понадобиться физикам? К чему все
– В том-то и дело, что они эту гипотезу подтянули совсем по другим причинам: иначе им не удается разрешить противоречия между квантовой механикой и классической. А кроме того, получается вовсе не то же самое: если бы мир был один, у нас бы не было возможности попасть в какой-то другой мир, с другими «параметрами».
– Так ведь и не было такой возможности, – заметил я. – Во всяком случае, пока это с нами не случилось… Только я все равно ничего не выбирал – тут уж ты меня никак не убедишь… То, что параллельные миры существуют, я и так уже понял. По крайней мере теперь.
Я покосился на Бутырского, но его мое заявление, похоже, ничуть не смутило, и я расслабился.
– Но то, что мы их сами выбираем, – тут неувязочка выходит, – заключил я.
– Да в этом-то вся и суть, – возразил Виталик. – На этом концепция и построена. Просто, как правило, наше сознание выбирает привычный мир, с привычными параметрами – видимо, ему так легче… Но все это, естественно, должно еще и выглядеть связно для нас. Привычка восприятия, понимаешь?
– Понимаю, чего ж тут не понять… Не понимаю только, каким образом мы оказались в такой заднице. Привычка восприятия подвела? И почему именно так все получилось – какие-то «отростки» аномальные повылезли… Почему нас кидает из одного мира в другой? И при чем тут медальоны?
– Я не говорил, что эта концепция объясняет все детали, – заметил Кегля, – я только сказал, что она может объяснить все с научной точки зрения. Наше сознание каким-то образом выбирает себе миры – вот что самое главное. А уж как оно это делает и почему – вопрос отдельный.
– Все так запутанно… – вмешался таки Бутырский, участливо покачав головой, и снова основательно приложился к своей кружке.
– Что-то не понятно? – вежливо откликнулся Кегля: видимо, наш покладистый собеседник настолько подкупил его своим кротким вниманием, что он позабыл о сложностях местных «контактов».
– Да нет – просто запутанно… – пожал плечами Бутырский. – Таков уж квантовый мир.
– Вы имеете в виду… квантовую запутанность? – удивленно уставился на него Кегля.
Бутырский кивнул.
– Запутанные состояния? – недоверчиво переспросил Кегля.
– Они, родимые, – подтвердил тот. – Все так неопределенно, а тут – бац! – измерение… Вот тебе и редукция волновой функции… И такая вот хрень… – явно подражая Виталику, Бутырский пренебрежительно очертил пространство бара кружкой с остатками пива. – И все мы тут по сути одинокие коты Шредингера – ни живы, ни мертвы…
– Простите, а вы кто? – окончательно растерялся Кегля.
– Бутырский… – мягко напомнил наш мимолетный знакомец. – Игнат.
– Игнат!… – послышался радостный голос откуда-то из дальнего угла бара, где пировала оживленная компания. – Иди к нам!
Бутырский махнул компании рукой, допил кружку, подхватил вторую и поднялся из-за стола:
– Так что наш мир, парни, – это химера, – заключил он. – Результат наблюдения. Да и то предвзятого… Удачи на дорогах.
Мы с Кеглей молча проводили его взглядами, пока он ловко петлял с кружкой между столиков, добираясь до своих.
– Гонит? – поинтересовался я у Кегли, как у специалиста.
– Нет, – покачал головой Кегля, – он все правильно говорит.
– Да ладно… – отказался верить я. – Он же ахинею какую-то нес… А ты его еще и подначивал.
Но Виталик проявил настойчивость:
– Ты просто не знаком с вопросом, – заметил он.
– С каким вопросом?.. – Я нахмурился: очень мне не хотелось думать, что я теряю своего единственного друга здесь, но Бутырский с Кеглиным определенно спелись…
– С квантовой физикой.
– А коты тут при чем? – возмутился я. – Шредингера…
– Был такой, – спокойно подтвердил Кегля.
– Шредингер?.. Или кот?
– Оба.
– А редукция?
– Волновой функции?
– Вот именно…
– Если я стану тебе объяснять, – вздохнул Кегля, – это может затянуться надолго.
– А сам-то понимаешь? – ехидно спросил я.
– Все, что я хотел тебе сказать, я сказал, – отрезал Виталик.
– Не похож он на физика…
– Много ты физиков знаешь? Тем более местных… Давай лучше выпьем.
На это у меня возражений не нашлось.
Глава двадцать седьмая
Я оценил проделанное Кеглей исследование, но этот ликбез по квантовой физике, кажется, только еще больше все запутывал. Если Виталик был прав, то физика вовсе не избавляла нас от мистики, зато великодушно отменила все ограничения на количество реальностей, с которыми мы могли столкнуться…
Так где же теперь искать истину, пусть не научную – обыкновенную правду, на которую можно опереться? Здесь правды нет – это мы вроде как выяснили… Ну а там, где Истина теперь повелевала? Имелись ли там ответы на мои вопросы?.. Очевидно, имелись… на все вопросы. Один ответ на все вопросы и, видимо, правильный… Там уже никого не интересовали мелочи – такие как информация. Информация и Истина все же разные вещи. Но мне пока нужна была просто информация, с истиной я торопиться не хотел: из «зоны» Истины, кажется, не было возврата, пусть даже никому и в голову не приходило возвращаться оттуда… Меня эта «мелочь» настораживала.
Был, конечно, еще вариант… Наверно, не самый сладкий, но правда ведь бывает и горькой. Так, может, на другой стороне правды больше?
Господи, как же я увяз в этом мистическом болоте… Я совершенно не понимал, во что можно верить, а во что нет. Но решать-то все равно нужно было чисто практическую задачу – как склеить обратно этот расколовшийся мир, вот и все… Мне нужен просто «клей», а не его загадочная формула…
Я выпил немного текилы, взглянул на Виталика и чуть не поперхнулся… Хорошая текила… Лицо моего друга так исказилось…