Артефактор
Шрифт:
— Теперь я понимаю, почему эту позицию в команде называют спринтером, — улыбнулся я, когда все получилось.
— Смотрю, ты уже освоился, — сказал Маус, поднимая со стеллажа два вышибалы. — Теперь попробуем что-то посложнее. Ты, конечно, без защиты, но и вышибалы сейчас спят и не будут пытаться выбить из тебя дух. Если я в тебя попаду, будет неприятно, но не больше.
— Не попадешь, — ответил я с улыбкой.
— Посмотрим, — ответил мне Маус с той же улыбкой.
Сначала он бросал в меня мячи внизу, в восьмерке. Потом я перебрался на радужный мост и снова забивал
— Отлично! — сиял Маус, когда я закончил очередной заезд. — Просто прекрасно! Никогда не видел такой великолепной игры! У тебя настоящий талант к аэроболу!
— Ну, это мы еще посмотрим на игре, — уклончиво ответил я.
— Еще как посмотрим! — кивнул Маус. — Завтра соберу всю команду и скажу, что мы не пропускаем этот сезон, а играем! Пусть сами посмотрят на тебя, заодно и пару стратегий разыграем.
— А когда сама игра?
— Первая через три дня, со структурниками. — Маус на секунду задумался, а потом кивнул, словно что-то решил. — Да, успеваем.
— Ну, завтра так завтра, — я щелчком по хвосту поднял доску и взял ее в руки, чтобы положить обратно на стеллаж.
— Да, еще, — вспомнил Маус. — В университете доски, конечно, есть, но они такие… обычные. Я бы посоветовал тебе прикупить свою, получше… Если деньги есть. Обычная университетская просто не раскроет твой талант, она за тобой не поспевает, это видно.
Я с сомнением посмотрел на доску. По мне так она была отличная, хотя довольно простенькая. Те же аэроконьки, только в другом формате и из-за этого по-другому реагирующая на воздух. Аэроконьки отталкивались от него, а доска скорее разрезала его, как нож — свежий торт.
Или серебряный поднос…
Хм…
Попрощавшись с Маусом, я побыстрее вернулся в спальню и достал из шкафа трофейный нож кошкоглазой. И, еще не вынимая его из ножен, еще только тронув рукоять, уже все понял.
Это был артефакт.Тоже несложный, но ладный и крепко сбитый. У него имелся свой источник маны, поэтому он работал всегда и везде. Заклинание на нем было одно — способность резать все подряд, и заряда маны хватило бы на много лет.
Я видел, как светящиеся нити протянулись из комочка маны в рукояти и распределились по клинку, сливаясь в одну единую режущую кромку, будто обнимающую клинок по периметру… И это было красиво.
А потом я вспомнил про еще один нож.
Схватил пистолет, сунул его за ремень штанов и легкой трусцой побежал за замковые стены, к реке. Туда, где застал купающуюся кошкоглазую.
Но, когда я туда прибежал, оказалось, что я бежал зря.
Или наоборот — не зря. Как посмотреть.
В любом случае, ножа, который я кинул в дерево на другой стороне реки, там больше не было.
Глава 9
На улицах южной части вечернего Смекалинска все было по-старому. Тускло горели редкие уличные фонари, в тенях шныряли
Вася Муха распахнул дверь и зашел в «Яму», привычно проверив кастет в кармане и морально готовясь к тому, что уже пропустил ежевечернюю драку. Судя по спокойной музыке и голосам, и отсутствию разрушений в баре — нет, пока еще не пропустил. Вот и отлично, а то еще надо Ваньке Шпале еще ответить за выбитый в прошлый раз зуб.
Муха прошел через прокуренный зал, слушая, как щелкают друг об друга бильярдные шары, и подошел к барной стойке, предвкушая рюмочку холодненькой, да с долькой лимончика. И еще одну сразу за первой, не отходя от кассы.
Но внезапно выяснилось, что место Мухи занято. В самом углу, откуда хорошо видно весь зал, на высоком барном стуле сидела тонкая невысокая фигурка. На ней были обтягивающие черные штаны, тяжелые ботинки с высоким голенищем, и свободная тоже черная кофта в глубоким капюшоном, прячущим от света лицо наглого выскочки.
Или, вернее, наглой. Судя по коротким ногтям, крашеным тоже в черное, но с какими-то витиеватыми красными буквами на каждом ногте, это была девушка, причем молодая. И, судя по всему, здешних правил она не знала.
Во-первых, вместо водки, виски или даже пива перед ней стоял высокий бокал и початая стеклянная бутылочка газированной воды. У бармена Гриди, конечно, была вода в баре, и даже газированная была, но наливал он ее только в одном случае — в коктейли, которые требовали пузыриков в составе. Получить у него газировку просто чтобы попить ее означало получить презрительный взгляд, и презрительное «педик».
Во-вторых, девчонка сидела, скрыв лицо, хотя в «Яме» действовало неписанное, но железное правило — здесь никто не скрывает лица и все друг друга знают и видят.
И в-третьих — черт возьми, эта пигалица сидит на месте Мухи! Все на свете знают, что это место Мухи! Весь Смекалинск!
Но Муха не дожил бы до своих лет, если бы он просто очертя голову бросался на все, что ему не понравилось с первого взгляда. Если девчонка в нарушение всех правил все еще находится в баре, значит, на то есть причины. И их надо выяснить.
Муха поймал короткий взгляд Гриди, который по неизменной привычке протирал стакан полотенцем, и указал глазами на девчонку. Гриди коротко глянул на нее, задумчиво потянул сережку в носу и покачал головой.
Ну что ж, раз Гриди ничего про нее не знает, то, значит, не знате никто. А то, что девчонка вообще здесь находится… Ну, бывает, и левые всякие забредают, куда без этого.
Муха глубоко вздохнул, расправил плечи и подошел к девчонке. Привалился к стойке и издевательски протянул:
— Миле-е-еди, добрейшего вечерочка! Смею вас побеспокоить, чтобы сообщить, что вы занимаете чужое место! Еще раз нижайше прошу прощения!
Муха сделал самый издевательский и саркастичный голос, какой только мог представить и выдавить из себя. Но девушка это будто бы совершенно не проняла. Она даже не повернула голову к Мухе, и только и сказала: