Артек
Шрифт:
Из лекции «Пушкин в Крыму» пионеры узнают много интересного о том, как по соседству с тем местом, где теперь раскинулся веселый пионерский лагерь, жил их любимый поэт.
Высланный под предлогом перемены службы из Петербурга Пушкин в 1824 г. оказался на Северном Кавказе; отсюда по приглашению своих друзей Раевских он переезжает в Крым.
В стихах и письмах Пушкина того времени ярко отражается величественная природа Крыма. В первую же ночь в Крыму, в безлунную звездную ночь на Черном море, при переезде из Керчи в Феодосию, Пушкин вспоминает всю горечь своей жизни:
«И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,Желаний и надежд томительный обман…»И
Слова эти перекликаются со словами другого великана человечества — Горького:
«Буря! Пусть сильнее грянет буря!»Пушкин почти не спал эту первую ночь в Крыму. «Перед светом я заснул, — пишет он другу своему Дельвигу. — Между тем корабль остановился в виду Юрзуфа. Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ними; справа огромный Аю-Даг и кругом это синее, чистое небо и светлое море и бисон и воздух полуденный». Это горячее чувство восхищения Крымом долго жило в сердце Пушкина. Через десять лет в «Странствии Онегина» он восторженно писал о Гурзуфе:
«Прекрасны вы, брега Тавриды,Когда вас видишь с корабля.При блеске утренней Киприды,Как вас впервой увидел я…»В Гурзуфе в нелепом ришельевском «замке» жила в то время семья Раевского. В нижнем этаже «замка» поселился Пушкин. Крым как бы создан для успокоения и отдыха. Пушкин пишет Дельвигу: «В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море, объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностью неаполитанского lazzaroni. Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря — и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и привязался к нему чувством, похожим на чувство дружбы».
Как всегда, Пушкин и здесь не переставал работать. Он писал поэму «Кавказский пленник», вместе с Николаем Раевским учился английскому языку по стихам и поэмам Байрона и часами сидел у скал возле моря, наслаждаясь плеском волн.
С тех пор прошло сто с лишним лет. Мечта Пушкина — «Увижу ли народ освобожденный!» — стала действительностью нашей страны. Крым переменился. Он уже не частная собственность потемкинских птенцов, князей, графов, а достояние всего советского народа. Перекоп — место разлуки Пушкина с Раевским — стал историческим памятником героических боев Красной армии с Врангелем, ришельевский «Юрзуф» — местом для отдыха честных тружеников, а у подножья Аю-Дага в Артеке, в прекрасном парке, перекликаясь с морем, шумит новое племя, о котором так мечтал и которое с такой бодростью и уверенностью в мрачные десятилетия приветствовал великий поэт:
«Здравствуй, племя младое, незнакомое!»Наша жизнерадостная детвора полной грудью вдыхает аромат моря и гор, вместе с Пушкиным по-новому воспевает красу природы, оплодотворенную великим творческим трудом страны социализма.
Здесь,
Вот почему так дороги артековцам и пушкинский кипарис, и скала, где он сидел над морем, и пушкинская беседка, и тропы, по которым он «бродил уединенный».
В Гурзуфе Пушкин прожил три недели. Надо было уже возвращаться на «место службы», вернее в ссылку к Инзову, которого в это время из Екатеринослава (нынешнего Днепропетровска) перевели в Бессарабию, в Кишинев.
В сентябре вдвоем с генералом Раевским Пушкин выехал из Гурзуфа в Ялту, в Алупку, Кикенеиз, а из Кикенеиза по «Чортовой лестнице» поднялся на Яйлу.
«По горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно и казалось каким-то таинственным, восточным обрядом. Мы переехали горы, и первый предмет, поразивший меня, была береза, северная береза! Сердце мое сжалось. Я начал уже тосковать о милом полудне, хотя все еще находился в Тавриде, все еще видел тополи и виноградные лозы».
По Яйле Пушкин с Раевским проехали к Георгиевскому монастырю, а оттуда в Бахчисарай, куда в это время другой дорогой проехали из Гурзуфа все Раевские.
У Перекопа он простился с Раевскими, и один, грустный, поехал в Бессарабию. 24 сентября он был уже в Кишиневе и писал брату: «Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства, жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, счастливое полуденное небо: прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение: горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда—увидеть опять полуденный берег и семейство Раевских… Теперь я один в пустынной для меня Молдавии…»
«Полуденный берег» Пушкину так и не пришлось больше увидеть, но он глубоко вошел в его душу. Пушкин долго вспоминал о нем.
Свой «Бахчисарайский фонтан» он заканчивает все той же тоской по Тавриде, которую высказал впервые в «Желании».
«Поклонник муз, поклонник мира,Забыв и славу, и любовь,О, скоро вас увижу вновь,Брега веселые Салгира!Приду на склон приморских гор,Воспоминаний тайных полный,И вновь таврические волныОбрадуют мой хладный взор.Волшебный край, очей отрада!Все живо там: холмы, леса,Янтарь и яхонт винограда,Долин приютная краса,И струй и тополей прохлада;Все чувство путника манит,Когда в час утра безмятежный,В горах дорогою прибрежной,Привычный конь его бежит,И зеленеющая влагаПред ним и блещет и шумитВокруг утесов Аю-Дага…»Работа с книгой
Оживленно и весело проходят дни в лагере, но среди разнообразных игр, походов и веселья ребята не забывают своих лучших друзей — книги. Почитать книгу, поделиться с товарищами, поговорить о судьбе героя в большом дружном коллективе это тоже имеет свою прелесть.