Артемка в цирке
Шрифт:
И актеры старались что было сил.
Первая часть пантомимы кончилась под громкие хлопки и выкрики. Вызывали дядю Васю и Кречета, который исполнял роль Остапа. Пепс выходил на арену и как-то странно кланялся. Казалось, он что-то хотел сказать и не решался.
– Это не дядя Вася!
– кричал Артемка на галерке.
– Это Пепс! Ей-богу, Пепс!
Но на него никто не обращал внимания. Успех Пепса был явный, и Артемкины страхи как рукой сняло. Но как публика не понимает, что это Пепс, а не дядя Вася!
Ведь дядя Вася ниже Пепса. Артемка прикладывает руки
– Пе-е-епс! Браво, Пе-е-епс!
– Тю, дурак!
– говорит рядом какой-то мастеровой, явившийся в цирк с рубанком и пилой.
– То ж дядя Вася, а не Пепс.
– Дядя Вася? Дядя Вася?
– У Артемки чуть слезы не брызнули из глаз.
– А я говорю - Пепс! Вот ей-богу, Пепс!
И тут мелькнула у него смелая мысль. Он оттолкнулся от перил и стремглав понесся вниз по лестнице. Через несколько минут наклейки, валявшиеся в мусорном ящике, уже красовались на афишах.
– Вот так!
– говорил Артемка, намазывая клейстером последнюю наклейку. Ишь, ловкачи какие - чужую игру заедать!
Люди выходили в антракте из цирка, толпились у афиш и удивлялись:
– Так это был негр?! Смотри ты, как Бульбу разделал!
И Артемка, довольный, помчался к Пепсу рассказывать, что про него говорят в публике.
Пантомима имела огромный успех, особенно последняя картина. Конец повести был изменен так, что отступающие казаки снова наступают, в жестокой схватке разбивают поляков и уносят на руках уже мертвого Тараса.
Пепса вызывали шесть раз. Он выходил, кланялся и прижимал руку к сердцу, а ему со всех сторон разноголосо кричали: "Пе-епс!", "Пе-епс!", "Бульба-а!".
Артемка стоял у малиновой портьеры и кричал громче всех. Уходя с арены, Пепс увидел его, засмеялся, сам захлопал в ладоши:
– Артиомка, Артиомка! Я такой, такой... Он хотел сказать: "Я такой счастливый!", но от волнения забыл, как произносится это слово по-русски.
– Я такой:
Он не договорил, схватил Артемку на руки и подбросил высоко вверх.
ЛЯСЯ. ПЕПС ГРУСТИТ
Эта девочка-канатоходец прямо-таки изводит Артемку. Она останавливается и смотрит на него, щурясь и улыбаясь. Но лишь Артемка подойдет ближе, она делает строгое лицо и уходит. Нет, Артемка к ней больше никогда не подойдет и не заговорит. Ей, наверно, завидно, что с ним дружит сам Пепс. Ну что ж, он, Артемка, знает, о чем поговорить с мужчинами, оттого мужчины и водят с ним дружбу. А о чем ему говорить с ней?
Но, когда девочка ходит по канату, Артемке делается жалко ее. Он и сам не знает почему. Может быть, потому, что ей страшно ходить по канату. Да, Артемка уверен, что ей страшно. Он однажды видел, как у нее соскользнула нога и она не могла найти равновесие Но и тогда она все складывала губы в улыбку, потому что на арене полагается улыбаться, а губы не слушались и от страха прыгали. Артемка хотел подбежать под канат и поймать ее, если б она сорвалась. Но она не сорвалась, и Артемка даже немного пожалел об этом, потому что как бы это было хорошо, если б она падала, а он подскочил бы и подхватил ее.
Но, хотя Артемка и решил больше с ней не разговаривать, все-таки заговорить пришлось. Как-то зашел он в комнату деда, а на топчане сидит девочка-канатоходец и разматывает удочку Увидя Артемку, она растерянно встала и поставила удочку в угол.
– Ты зачем мою удочку трогала?
– обрадовался Артемка случаю придраться.
Девочка взмахнула ресницами и, обдав Артемку холодом светлых, каких-то сиреневых глаз, пошла к выходу.
– Подожди, - сказал Артемка, сразу меняя тон.
– Ты не думай... Разве ж мне жалко?.. Я только так... Девочка остановилась у дверей и опять сощурилась.
– А я твоей удочкой здесь рыбу ловила, - поддразнила она.
– Вот же какая ты... смешная!
– сказал Артемка снисходительно.
– Разве ж это игрушка?.. Я этой удочкой настоящую рыбу ловлю в море, понимаешь? Я раз этой удочкой такую сулу поймал, что сам испугался: думал - акула.
Девочка улыбнулась.
– А где же твои обещанные туфли, в каких и Царевы дочки не ходят?
– вдруг спросила она.
– Сделаю, - серьезно ответил Артемка.
– Только вот товар достану - и сделаю... А насчет рыбы ты не сомневайся, хоть у Пепса спроси. А то - чего лучше - пойдем с нами. Хочешь?
– Хочу, - быстро согласилась девочка и перестала улыбаться.
– Ну вот!
– обрадовался Артемка.
– Сейчас Пепс придет и потопаем. Тебя ж пустит Кубышка? Кубышка - отец девочки, клоун. Девочке смешно:
– Пусть только не пустит, я ему покажу!
На небе ни облачка. Солнце заливает море, а в море прыгают, слепя глаза, миллиарды светлых точек.
У Пепса на лице блаженство. Голова его еще кружится после вчерашнего успеха. Ведь он так любит театр! Правда, это было не в театре, а в цирке, но и в цирке тоже хорошо. Радует Пепса и солнце. Оно сегодня такое жаркое, что прогревает Пепса насквозь.
Пепс никогда раньше рыбу не ловил, а только мечтал об этом. Но ему сейчас кажется, что когда-то, давным-давно, он так же вот сидел над водой, так же смотрел на поплавок, жмурясь от солнца, и так же было у него легко и приятно на душе.
Все радует сегодня Пепса, но больше всего - что рядом с ним сидят Артемка и сиренеглазая девочка. Может быть, и на душе потому так тепло, что вот сидят они здесь, рядом, болтают и доверчиво кладут свои маленькие руки на его большую черную руку, когда о чем-нибудь спрашивают.
– Когда я была маленькая, - рассказывает девочка, - мы ходили с Кубышкой по дворам. Кубышка играл на скрипке, а я танцевала. И с нами еще ходила собака Мотька. Только она была глупая. Ее Кубышка каждое утро учил танцевать, а она только лизала ему пальцы и визжала. Так и не выучилась!
– И у меня тоже бил собака, - сказал Пепс, - я гулял с ней по Фридрихштрассе. Она увидела полисмен и сказала: "Гав!" И полисмен убил моя собака.
– Собака собаку всегда тронет, - заключил Артемка.
– А почему тебя на афишах печатают: "Мамзель Мари"? Ты не русская?
– спросил вдруг он девочку.