Artifex Petersburgensis. Ремесло Санкт-Петербурга XVIII – начала XX века

Келлер Андрей

Многие историки XIX и XX вв. решили, что ремесло вместе с цехами, как антипрогрессивный институт, приговорено исчезнуть с исторической сцены и перестали обращать на них пристальное внимание, обходясь общими замечаниями об их несвоевременности 199 . Но именно цехи были институтом, где существовали основы демократических практик, которые, выходя за пределы цехов, способствовали активному участию ремесленников в жизни городов и их самоуправлении 200 . Как нам видится, причина трудности возродить сегодня традиции общественного самоуправления XIX – начала XX вв. лежат именно в уничтожении городского, в том числе и корпоративного, самоуправления в российских городах и особенно в Санкт–Петербурге.

199

Haupt H.–G. Neue Wege… S. 9.

200

Там же, с. 10.

Обращаясь к политической антропологии, можно сказать вместе с Жоржем Баландье, что традиционные структуры и институты целесообразно рассматривать не как препятствия на пути в Новое время, которые

должны были уйти вместе с Ancien R'egimes. Понять их роль во влиянии на формы социальной жизни сегодня – значит уравновесить соотношение традиции и инновации 201 . Традиция, говорит Баландье, может быть использована в целях реставрации, или она может получить новую функцию в изменившемся контексте, вести к акциям сопротивления или к оправданию современности 202 . Важно понять, почему многие русские мастера поддерживали цеховую форму организации ремесла во второй половине XIX в., когда многие «прогрессивные» деятели списали ее как отживший институт. Потому что цехи превратились в социальный институт или корпорацию, где профессионалы своего дела нашли, выражаясь образно, свой социальный дом.

201

Balandier G. Anthropologie politique. Paris 1984. Zitat: Haupt H.–G. Neue Wege… S. 10.

202

Там же.

Можно выделить одну из ярких черт Петербурга, наложивших особый отпечаток на большинство его жителей, в том числе и на ремесленников, – это исключительно многообразное культурное пространство, бывшее, в какой–то степени, отражением Западной Европы и являющееся одной из главных его ценностей. Как правило, из числа иностранных ремесленников на протяжении почти всего XIX века, особенно в первой его половине, рекрутировалось значительное число представителей ремесленной элиты, что говорит об их долгом доминировании над российскими коллегами 203 .

203

Интервью с Кристиной Конде де Берольдинген // DE Magazin Deutschland, Ru 2/2013. URL:(дата обращения: 06.07.2017).

В смешении и противостоянии идентичностей жителей Петербурга рождалась идентичность петербуржца, которую можно реконструировать с помощью понятия остранения В. Б. Шкловского, помогающего добиться эффекта нового видения ремесла и ремесленника 204 . Данный прием автор применил в отношении «маленького человека» Акакия Акакиевича Башмачкина – героя повести Н. В. Гоголя «Шинель», в одной из своих статей 205 . Это понятие актуализируется и конкретизируется в историческом контексте с помощью термина «феномен Башмачкина» (или «эффект титулярного советника»), введенного уральскими историками Еленой Алексеевой, Дмитрием Рединым и их французской коллегой Мари–Пьер Рей 206 . Попробуем расширить его методологические границы с помощью теории Шкловского: «В 1916 году, – писал он, – появилась теория "остранения". В ней я стремился обобщить способ обновления восприятия и показа явлений» 207 . Ученый так определил «приём остранения»: «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание "ви^'дения" его, а не "узнавания"» 208 . На примере Л. Н. Толстого, Шкловский объясняет, что «прием остранения […] не называет вещь ее именем, а описывает ее, как в первый раз виденную, а случай – как в первый раз происшедший, при чем он употребляет в описании вещи не те названия ее частей, которые приняты, а называет их так, как называются соответственные части в других вещах» 209 . А вот другая формулировка: «Обновление значения [происходит] через перестановку признаков. Разгадывая, мы располагаем признаками и радуемся тому, что раньше мы не знали смысла отдельности. Собранная вещь является вещью узнанной. Загадка является предлогом к наслаждению узнавания. Но в загадке обычно есть две разгадки. Первая – прямая, но неверная. Вторая – истинная» 210 .

204

Шкловский В. Б. Искусство как прием // Он же. О теории прозы. М., 1929. С. 13–23; См.: Калинин И. Вернуть: вещи, платье, мебель, жену и страх войны. Виктор Шкловский между революционным бытом и теорией остранения // Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 62 (2005), S. 351–386; Он же. Виктор Шкловский. Фигуры и жанры теоретического воображения // НЛО. № 128 (4/2014). С. 1–28.

205

Келлер А. В. Петербургский портной – законодатель мод первой половины XIX века // Россия XXI. № 1. 2015. C. 102–104; См.: Шкловский В. Б. Избранное. В 2–х т. Т. 2. М., 1983. С. 11–15.

206

См.: Алексеева Е. В., Редин Д. А., Рей М.–П. «Европеизация», «вестернизация»… С. 15.

207

Шкловский В. Б. Избранное. В 2–х т. Т. 2. Тетива. М., 1983. С. 6.

208

Шкловский В. Б. О теории прозы… С. 18.

209

Там же, с. 14.

210

Шкловский В. Б. Избранное… С. 54.

Чтобы получить феномен Башмачкина в нашем случае, нет необходимости переноситься в провинциальный город N–ск, в котором титулярный советник из Петербурга становится представителем местной элиты 211 . Возможно сменить контекст в ходе мысленного эксперимента, не покидая

петербургской обстановки с жестокосердными коллегами – рядовыми канцеляристами, получающими удовольствие от злой забавы: сыпать клочки рваной бумаги на голову несчастного безобидного Башмачкина. Достаточно представить последнего в роли самозабвенного художника, всецело поглощенного своим делом, и он превращается из забитого копииста в непревзойденного мастера искусства каллиграфии: «Вряд ли где можно было найти человека, который так жил бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно, – нет, он служил с любовью. Там, в этом переписыванье, ему виделся какой–то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы у него были фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его» 212 .

211

Алексеева Е. В., Редин Д. А., Рей М.–П. «Европеизация», «вестернизация»… С. 15.

212

Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений / [гл. ред. чл.–кор. АН СССР Н. Л. Мещеряков]; АН СССР, Ин–т литературы (Пушкин. дом). Т. 3. Повести / [ред. В.Л. Комарович]. М., 1938. С. 144.

Он тот человек, письмом которого будут восхищаться поколения будущих историков, открывающих документы далекой эпохи и немеющих от красоты, созданной рукой бедного канцеляриста. Одержимый красотой письма, мастер не замечает вокруг себя низких забав жестокосердных коллег, одержимый лишь одним – придать изгибу заглавной буквы то совершенство линии, которая укажет на его замысел по созданию совершенного государственного шрифта, достойного столицы великой империи – Северной Пальмиры, который вобрал бы в себя и величие российской европейской столицы, и изгиб ножки красавицы на сцене Александринского театра, и красоту ажурных оград в свете белых ночей, и легкость крыл ангела на шпиле Петропавловского собора.

Применение приема остранения позволяет обращаться и к литературным героям–ремесленникам и неремесленникам, пользующимся ремесленными практиками, образы которых описаны в рассказах и повестях Н. В. Гоголя, Н. С. Лескова, М. Е. Салтыкова–Щедрина и многих других авторов. По нашему твердому убеждению, в художественных текстах наряду с вымыслом присутствует художественная правда, показывающая выпукло типологические черты времени, человека, социальной группы, которые можно спроецировать на исследуемый материал в целях его верификации. Таким образом, открываются новые интерпретационные перспективы, образы героев начинают играть невиданными до сих пор гранями, позволяющими получить новые смыслы и новое видение прошедших эпох, далеких героев, становящихся более близкими и понятными. Происходит герменевтический поворот. Образ св. Акакия (др.–греч. – «не делающий зла, кроткий, неплохой») – мученика христианской церкви в Сирии, прекрасно накладывается на образ Башмачкина, тоже мученика, только канцелярской службы, терпящего унижение ради красоты, которой он служит. Гоголь дает ему это имя в квадрате, указывая на величие в ничтожестве: и последние станут первыми, сказано в Библии. Искусство герменевтики встречается здесь с искусством каллиграфии, рождая свет, преображающий историческую реальность в историческую правду (принимая в расчет в том числе и фиктивность самого Башмачкина, как литературного героя). Герменевтический круг замкнулся, создав новый смысл.

То же самое происходит с забытым ремесленным мастером, в котором начинает проглядывать не примитивный ремесленник: сапожник, подбивающий прохудившиеся сапоги, портной, латающий старые панталоны – но великий мастер, шьющий блестящий фрак для поэта Пушкина или для петербургского денди и философа Чаадаева, получающим благодаря ему достойное облачение, чтобы оказаться не голыми королями, но титанами мысли и искусства. Ремесленник– художник сообщает драгоценному содержанию достойную форму, чтобы его, именно таким русским европейцем, увидел Рим, Дрезден и Париж 213 . В этом смысле глубоко символична картина итальянского художника Алессандро Феи (1543–1592) «Мастерская ювелирного мастера XVI века» (Флоренция, палаццо Векьо Студиоло), изображающая мастера, держащего в руках корону, должную украсить голову очередного властителя судеб.

213

Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. / Под общ. ред. Д. Д. Благого и др. Т. 2. М., 1959. С. 177.

Именно поэтому мы обращаемся в теоретическом переосмыслении истории ремесла к философии истории и к понятию Homo faber (Человек творящий), имеющему непосредственное отношение к творческой деятельности, к появлению ремесла и техники. Это понятие может быть также использовано как когерентное к Deus faber («Бог творящий»), архетипом которого является бог–кузнец Гефест. Закономерно, что, находясь в европейской философской традиции, берущей свое начало в Древней Греции, американский философ и социолог Р. Сеннет обращается к одному из первых ремесленников–небожителей Гефесту, чье мастерство было воспето в гимне Гомера. Это позволяет реконструировать европейскую традицию в интерпретации труда ремесленника, нашедшего свое распространение в большинстве европейских культур как особой культурной ценности до ее инфляции в эпоху индустриализации и модерна:

«Муза, Гефеста воспой, знаменитого разумом хитрым!Вместе с Афиною он светлоокою славным ремесламСмертных людей обучил. Словно дикие звери,В прежнее время они обитали в горах по пещерам.Ныне ж без многих трудов, обученные всяким искусствамМастером славным Гефестом, в течение целого годаВремя проводят в жилищах своих, ни о чем не заботясь.Милостив будь, о Гефест! Подай добродетель и счастье!» 214 .

214

Античные гимны [Сборник] / Сост. и общ. ред. [и вступ. ст., с. 5–55], А. А. Тахо–Годи. М., 1988. С. 126; В мифологии Древней Греции и в Древнего Рима имеется бог–кузнец: Гефест или Вулкан (также гончар, ткач). Аристотель, напротив, употреблял слово демиург в традиционном значении ремесленника или мастера.