Артистка
Шрифт:
Как сложилась дальше жизнь мадам Бернадетт не знала. Девушка уехала на Лазурный берег, прикинулась вдовой и продала там вещи Арно, сняла комнату и планировала поступить на службу в местный театр, но что-то не сложилось. Она вспоминала горящие глаза мадам Арно, решимость, сделавшую женщину похожей на древнюю богиню, и понимала, что играя Офелию или Джульетту вряд ли сможет так же впечатлить хотя бы одну из женщин, всю жизнь слушающую россказни о том, что ей необходим мужчина подле нее. И, стоило ей это осознать, в ее душе проснулась жажда. И Бернадетт снова вышла на охоту.
Полученные от мадам Арно деньги позволили ей несколько месяцев прожить, не беспокоясь о финансовой стороне жизни.
Вот сейчас Бернадетт уже третью неделю работала горничной в Лондоне, в шикарной квартире мистера и миссис Харвистон, которые нанимали прислугу исключительно по рекомендации знакомых. Бернадетт пришлось постараться, несколько месяцев сначала убираться в доме мистера Барти, надеявшегося получить повышение, потом перейти к мистеру и миссис Джонс, которым понравилась миловидная темноволосая девушка, не оставлявшая после себя ни пылинки, и только пару семей спустя она смогла «подняться» до уровня прислуги Харвистонов. Она сразу поняла, что они стоят этих усилий. В их доме буквально пахло деньгами, а мистер Харвистон одним своим видом пробуждал в Бернадетт азарт.
Мистер Джордж Харвистон был похож на голливудского актера, в нем было безупречно все: блестящие волосы, ровный загар, белоснежные зубы, даже у налоговой не было к нему вопросов. У него не было ни единого прыща или седого волоса, зато была аллергия, проявлявшаяся каждый раз, стоило его жене заговорить о том, что она хочет работать. Или заниматься бизнесом. Или писать книги, картины, ездить с благотворительными миссиями в развивающиеся страны. В этот момент мистеру Харвистону закладывало уши, в глаза темнело, и на несколько минут он словно выпадал из реальности. А потом возвращался и, как ни в чем не бывало, продолжал рассуждать о том, что ему рассказали этим вечером в клубе, какую машину стоит заказать из Штатов и каким маршрутом лучше пройти под парусом в этом сезоне.
На днях Бернадетт застала миссис Харвистон в слезах. Молодая женщина собирала чемодан, шмыгая носом. Джордж сидел к ней спиной и читал книгу.
— Это для твоего же блага, проведешь пару недель на Сицилии, отдохнешь, как следует, и вернешься домой, как ни в чем не бывало.
— Ты меня совсем не слушаешь.
— Я слышу, что твои женские собрания на тебя плохо влияют. Тебе будет полезно провести пару недель на вилле, поверь. Никакого телевизора, только девственная природа, апельсиновые деревья и морепродукты. Я слышал, вам это полезно. А когда ты вернешься, мы обсудим твои идеи про работу или что ты там хотела.
— О, правда? — она просияла. Муж даже не обернулся.
На следующий день он приказал Бернадетт расставить стаканы в гостиной и освежить пепельницы. Еще несколько часов мужчины пили виски и обсуждали, как тяжело стало иметь жен, которые не хотят заниматься домом и только и делают, что работают, позоря тем самым своих супругов.
Бернадетт уже знала, что делать. Она направилась на кухню и принялась переставлять вещи местами. Оказывается, даже такой мелочи, как тарелки на месте чашек, было достаточно, чтобы заставить мужчин чувствовать себя абсолютно беспомощными. Она не ограничилась утварью, а спрятала продукты из холодильника в морозильник, а на их место поставила специи, вместо брюк развесила в шкафу простыни и платья миссис Харвистон. А потом, довольная собой, вывернула в свою сумочку содержимое пары шкатулок, захватила немного наличных и выбросила в мусорный ящик парик — визитную карточку «Артистки».
Еще пару дней мистер Харвистон будет разбираться, куда пропали его носки и почему никуда не исчезают грязные стаканы, а потом ему потребуется еще пара дней, чтобы добраться до мистера Барти, так и не ставшего партнером в компании. А Бернадетт к тому времени уже успеет уехать очень далеко. Продаст украшения знакомому оценщику на Лазурном берегу, а оттуда двинется куда-нибудь еще. А мисс Харвистон, по возвращении, убедится, что не так уж и великолепен всесильный мозг ее мужа.
Только в поезде Бернадетт смогла расслабиться. Она сняла шляпку, поправила упругие темные локоны и алую помаду, расправила стрелки на брюках и убрала чемодан под сидение. Она обожала путешествовать первым классом. Если бы когда-нибудь появился европейский профсоюз воровок, Бернадетт прочитала бы целую лекцию о том, почему поездки первым классом — это лучшее решение для представителей их профессии. Во-первых, полиция всегда начинала поиски в «маргинальных» вагонах. Во-вторых, если бы на предмет воровства начали проверять всех привилегированных пассажиров, то тюрьмы бы наполнились очень быстро и государственные бюджеты бы разорились за считанные недели. Ну а в-третьих, было очень приятно побаловать себя бокалом вина после трех недель в теле испанки-горничной. Бернадетт отсалютовала своему отражению в окне и провела пальцами по искусному серебряному колье. Она так делала каждый раз, обещая себе, что больше она подобным заниматься не будет.
Ей пора остановиться. Осесть где-нибудь. Открыть свой отель, ресторан или салон. Сейчас это модно.
Девушка прикрыла глаза и попыталась представить себя в роли хозяйки отеля. Вот, она в строгом костюме отчитывает горничных, сама встречает высокопоставленных гостей, руководит приготовлениями к празднествам. Но стоило ей попытаться рассмотреть детали этой фантазии, как весь образ становился возмутительно серым и скучным. Она пробовала еще и еще, пока не провалилась в дрему. За окном каменистая береговая линия сменилась долинами, а впереди показались горы, воткнувшиеся снежными пиками в облака.
«В газетах писали, что конец лета выдастся жарким. Наконец-то», — подумала Бернадетт и уснула.
Во сне перед глазами мелькали все ее прошлые роли. Одинокая, убитая горем вдова, хромая няня-испанка, горничная, говорящая только на ломаном английском с французским акцентом и тоскующая по Прекрасной эпохе. Кем она будет в этот раз?
В темноте сомкнутых век начал проступать силуэт. Холодная красавица, расчетливая и уверенная, ее улыбка тепла, как солнце, а во взгляде — чистый лед. Она видела таких женщин на плакатах феминистических движений. Она…
Поезд резко дернулся, Бернадетт выбросило из сна в самую настоящую темноту. Она не успела даже собраться и точно ударилась бы о стоявшее напротив сидение, если бы ее не подхватили две пары рук.
— Вы в порядке? — раздался приятный мужской голос.
— Не ударились? — вторил ему женский.
Бернадетт слепо заозиралась. Поезд ухнул, что-то щелкнуло, и свет снова загорелся. Девушка зажмурилась, а затем осторожно приоткрыла глаза. В вагоне было пусто. Только напротив Бернадетт сидела роскошная молодая пара, как с рекламного плаката на стене кинотеатра. Она — ледяная блондинка в дорожном костюме. Он — само воплощение мужской красоты. Как только Бернадетт выпрямилась, мужчина и женщина переплели руки, в лучах электрического света блеснули обручальные кольца. Пара заулыбалась.