Артур, Билл и другие (Все о мышах)
Шрифт:
Спокойная целеустремленность, с какой Артур и сменявшие его мыши расхаживали по тихой темной комнате, разительно отличалась от нервных метаний диких мышей в лабораторной клетке. Казалось бесспорным, что они действительно ведут себя так, как ведут себя мыши, когда на них никто не смотрит.
Эти простые опыты привели к одному очень приятному открытию: выяснилось, что мне вовсе не обязательно все время сидеть наверху, скорчившись над смотровым люком. При соблюдении полной неподвижности и тишины - а то и беседуя с собой, но только шепотом - можно было сидеть на площадке или даже на первом, мышином этаже. Правда, в последнем случае вести полноценные наблюдения удавалось, только забившись в угол. Но пребывание на
Наиболее практичным костюмом для этой работы оказался комбинезон истопника, крепко завязанный на кистях и лодыжках. Прежде чем я догадался заправлять брюки в носки, мне не раз приходилось высиживать в своем углу лишние двадцать минут, пока мышь спала у меня в штанине.
В самом начале стало ясно, что блокнот и карандаш - слишком шумные орудия и не годятся для записи. Тогда я взял плоскую пластмассовую коробку с прозрачной крышкой, приспособил внутри карманный фонарик и обеспечил себя большим запасом планов мышиного помещения на прозрачной кальке. После этого передвижения подопытного животного бесшумно наносились на план шариковой ручкой. По мере надобности использованный план заменялся новым.
Для того чтобы проиллюстрировать точное представление о топографии помещения, которое появляется у мышей даже после недолгого пребывания в нем, я зафиксировал путь, выбранный Артуром, когда вспугнул его, войдя в комнату три дня спустя после его водворения там. К этому времени он построил себе гнездо в ящичке № 5 (рис. 3 [Fig_3.gif]). Когда я вошел и просунул голову между занавесками, Артур сидел на козырьке одной из вентиляционных отдушин, расположенных у самого пола. Чтобы добраться до гнезда, он должен был пересечь комнату, и наиболее прямой путь проходил вблизи источника тревоги. Он этого избежал, мгновенно избрав более длинный обходной путь и на секунду прячась в укрытиях. Таким образом, во время кратких перебежек, из которых состоял его путь к гнезду, он появлялся на открытом месте лишь на очень короткое время. Подобная тактика, без всякого сомнения, способствует сохранению жизни, будь вы мышью, спасающейся от хищника, или человеком, спасающимся от врагов.
* * *
Начиная эти наблюдения, я надеялся, что они не только позволят мне поближе узнать подопытных животных, но и помогут установить, как кормится мышь, когда она окружена пищей. Саузерн во время исследований, проводившихся Бюро, изучал основной ритм кормежек. Мышам в клетке корм давался на подносиках, которые под тяжестью мыши слегка наклонялись и включали самописцы. Записи показали, что ночью периоды активности и отдыха сменяли друг друга через каждые сорок пять - девяносто минут. Этот ритм входит как составная часть в суточный ритм, определяющийся сменой дня и ночи. Тот факт, что этот суточный цикл активности регулируется светом, нетрудно доказать, поместив мышей в комнату без окон и включая источник освещения на разные сроки.
Я надеялся не только получить подтверждение выводов Саузерна об основном ритме кормежек, но и узнать что-нибудь о распределении кормежек в пространстве. Саузерн обнаружил, что мышь в клетке с тремя кормушками имеет обыкновение в периоды активности посещать все три. Иногда тот или иной подносик привлекал к себе больше внимания, чем остальные, однако не было ни малейших оснований считать какую-то кормушку особенно любимой или нелюбимой. Конечно, хотя мышь и залезала в кормушку, это еще не означало, что она обязательно ела, но, во всяком случае, цифры показывали равномерное распределение исследовательского поведения мыши.
Исходя из этих наблюдений, Саузерн выдвинул предположение, что, будь в клетке больше кормушек, мышь за один период активности посетила бы и их. Фактов было немного, но Саузерн хорошо знал мышей и имел дар делать верные общие выводы из пробных экспериментов такого рода. В мышином доме, где зерно было насыпано повсюду, мыши предоставлялся практически бесконечный выбор мест кормежки. Так как же будет распределяться внимание мыши при этих обстоятельствах?
Благодаря подсвеченной коробке я получил возможность совершенно точно указывать на схеме, где именно ел Артур. Рис. 4 (Fig_4.gif) показывает его передвижения и места кормежки в течение одного периода активности, длившегося почти два часа (между девятью и одиннадцатью часами вечера). К этому моменту он прожил в комнате девятнадцать дней.
В то время у Артура была привычка взбираться на вентиляционный козырек сразу же после того, как он просыпался и выходил из гнезда. И по схеме видно, что в основном он кормился именно там. Но даже если двенадцать точек кормежки сосредоточены в одной "местности", то остается еще двенадцать разных пунктов, где он ел в течение этих двух часов. Таким образом, зерно выбиралось в двадцати четырех местах.
Артур останавливал свой выбор на данном месте или на данном зерне без какой-либо видимой причины, однако перед тем, как съесть одно зерно, он предварительно обнюхивал несколько других зерен. Конечно, он был очень сытой мышью и просто закусывал на ходу одним-двумя зернами, когда у него появлялось такое желание. А возле отдушины он больше всего кормился потому, что проводил там значительную часть времени. Два-три раза он целеустремленно спрыгивал с козырька, пробегал несколько шагов и начинал быстро есть, показывая, что его согнал вниз голод. Кроме прогулок, обозначенных на схеме, он еще четырежды обходил комнату вдоль стен.
Разумеется, очень соблазнительно сравнить поведение Артура с тем, как вел бы себя человек, оказавшийся в подобной обстановке. В таком эксперименте зерну по относительной величине соответствовали бы бананы. Так вот: в этой весьма маловероятной ситуации подопытные люди вряд ли стали бы утолять голод, поедая подряд все бананы на одном месте. Лично я начал бы отыскивать те, которые, на мой взгляд, выглядели бы аппетитнее, хотя наблюдателю у смотровой щели они все казались бы одинаковыми. Возможно, Артур знал толк в пшеничных зернах и был гурманом.
Истинное же объяснение, пожалуй, связано с тем, что на своей древней родине, в степях Азии, мышь питается семенами трав. Созревшие семена осыпаются, и грызунам приходится искать эти крохотные комочки пищи. Кормежка малыми порциями через короткие интервалы представляет собой приспособление к естественным условиям первоначальной жизни мышей. Мне припомнилось, что и землеройки, получавшие корм в изобилии, тем не менее не прекращали своих исследований. Они бегали взад и вперед в поисках пищи, потому что этого требовал их инстинкт; без таких поисков им нелегко было бы держать в равновесии свой "бюджет энергии".
Хотя в описываемый период активности Артур кормился в основном возле одной из вентиляционных отдушин, распределение мест кормежки изменялось от одного активного периода к другому и от ночи к ночи. На рис. 5 (Fig_5.gif) показаны точки, в которых поедалось зерно в течение трех недель. Наблюдения велись с перерывами, так как я был занят другой работой. Возвращаясь, я отмечал на схеме места, где он кормился, по кучкам шелухи, оставшейся на полу. Артура я изымал, а пол исследовал на четвереньках. В распределении пунктов кормления можно заметить большую равномерность.