Артур, племянник Мордреда
Шрифт:
Ангбанд потихоньку отстраивался. Как-то раз ко мне подбежал Робин Эрбеш — внук моего старого друга, Никоса Эрбеша, с которым мы некогда охраняли южные рубежи Аваллона. После того, как я стал герцогом Пиктляндии, я взял Никоса и всю его семью к себе. Никос был уже стар, и скончался в богатстве и почете. Его сын, Кай, стал сенешалем Камелота, а его внука, Робина, я назначил военным комендантом Тангородрима.
— Мой господин! — Переводя дух, проговорил Робин. — В цитадели происходит что-то странное!.. Рабочие очищали центральный зал, когда… — Он запнулся.
— Когда — что? — Мрачно пробурчал я. Ненавижу сюрпризы.
— Я… я не знаю… Там будто бы какая-то тьма, только живая… Трое рабочих сошли с ума и бросились в пропасть. Остальные принялись калечить себя.
Я отодвинул Робина в сторону и направился к цитадели.
Внешне все было в порядке. Ну, почти. На ступенях лестницы сидел один из рабочих и с монотонным мычанием выдавливал себе правый глаз. Левый он уже успел выдавить. На всякий случай я проткнул его мечом — не люблю оставлять за спиной сумасшедших.
Когда я вошел в тронный зал, то сразу понял, о какой тьме говорил Робин. Волна темной силы накатилась на меня, но я вызвал образ Лабиринта, и она отхлынула прочь. Сквозь Лабиринт я увидел высокую зловещую фигуру, к которой стекались потоки хорошо знакомой мне силы. Присмотревшись к фигуре, я тоскливо застонал.
— Ну, сколько, сколько раз мне нужно убить тебя, чтоб ты сдох наконец?!
От Моргота — а точнее, от его полупризрачного подобия — ответа я не услышал. Возможно, тень еще не успела достаточно «образумиться», а возможно, Темный Вала, собиравший для себя новый облик, не хотел тратить сил на пустые разговоры. И он был прав. Разговаривать нам было не о чем. Я ударил по призраку Лабиринтом. Тень была еще слишком слаба, чтобы суметь оказать сколько-нибудь значимое сопротивление. Отдача, тем не менее, последовала будь здоров — от боли мои мозги едва не вылезли из ушей. Черная цитадель содрогнулась. Когда пыль осела, я увидел, что сила, собиравшаяся в зале, потеряла сколько-нибудь оформленный облик. Тем не менее, было ясно, что в скором времени тут будет проведена еще одна попытка самореанимации, а затем еще одна, и еще, и еще — и так до тех пор, пока одному из нас все это не надоест. Я подозревал, что сдамся первым.
Я устало облокотился на одну из поваленных колон. Мы ведь с Галтраном убили его, не так ли? Я был уверен, что избавился от Моргота навсегда. В чем же была моя ошибка?
Согласно книге, валары существовали до возникновения Арды. Однако история и структура этого Отражения и история и структура мира, описанные в книге, были похожи, но не тождественны друг другу. Местные божества — валары и майары — являлись порождением Отражения, а не наоборот. Именно поэтому они не могли жить за его пределами. По большому счету, Моргот был лишь сгущением силы, олицетворением одной из Стихий. Я мог убивать его до бесконечности — как только уничтожался предыдущий облик, стихия начинала формировать новый. Возможно, приложив определенные усилия, я мог бы нанести Арде достаточно глубокую рану, чтобы Тьма никогда больше не сумела создать в этом мире свое воплощение, вырвать эту Стихию из ткани данного Отражения. Но я не хотел этого делать. Даже если бы мне и удалось провернуть нечто подобное, я бы обескровил Арду, а может быть даже — и вовсе уничтожил бы ее.
Вместе с тем, я, конечно, не желал возрождения Моргота. Северные земли я рассматривал уже как свою вотчину, и меня порядком раздражали упрямые претензии недобитого валаришки на МОЙ замок.
Я подумал, что мог бы занять его место — не в смысле адреса проживания, а в смысле места в структуре мира. Конечно, и саму структуру придется слегка подправить, и вставал непростой технический вопрос, как это сделать, но если мне все-таки удастся реализовать эту смелую идею, я разом сорву весь банк. Моргот перестанет воплощаться. Не будет никаких проблем с подчинением драконов и мне не придется опасаться того, что через несколько поколений они выродятся, уменьшаться в росте, потеряют способность дышать огнем или вовсе исчезнут.
Надо было только придумать, как замкнуть беспорядочные потоки силы, проходившие через весь Тангородрим и соединявшиеся в тронном зале Ангбанда, на себя самого.
Я размышлял около часа. У меня была
Собственно, сама идея формировалась в моем разуме уже довольно давно, и нужен был лишь повод, какой-то внешний толчок, который заставил бы меня додумать ее до конца и попытаться реализовать на практике.
Некогда мой дядя Мерлин создал волшебную машину — Колесо-Призрак. Вскоре после смерти Мерлина от Призрака перестали поступать какие-либо известия, а его козыри отказывались работать. Фиона предполагала, что разумный компьютер, тасовавший Отражения как колоду карт, был уничтожен Логрусом сразу после разрушения Амберского Лабиринта, когда сила Хаоса неизмеримо возросла, и он смог отомстить всем своим недругам. У Колеса-Призрака были не очень хорошие отношения с Логрусом.
Во всей этой истории меня заинтересовали не столько обстоятельства гибели Колеса-Призрака, сколько способ, каким его вообще удалось создать. Нельзя сотворить машину — даже волшебную — которая будет обладать свойством проникать в другие Отражения. Даже если оставить в стороне проблему перемещения по мирам (на что были способны только посвященные Лабиринта или Логруса), необходимо учитывать то, что в каждом Отражении действуют свои физико-магические законы. То, что будет работать в одном мире, не будет работать в другом. Мы, бессмертные, до определенной степени умеем «настраиваться» на Отражения. Посвященные Сломанных Лабиринтов могут делать тоже самое, хотя и хуже. Но как создать устройство с вложенной функцией «автонастройки»? На этот вопрос не могла ответить даже Фиона.
Я наводил справки, разговаривал с разными членами Семьи, знававшими Мерлина, но они мало что могли мне сказать. Мерлин — обычно болтливый и дружелюбный паренек — становился на удивление скрытным, когда речь заходила о его любим детище. Тем не менее, кое-что мне все-таки удалось накопать.
Мерлин утверждал, что его машина относится к тому же классу объектов, что и Грейсвандир. Элементы Лабиринта были включены в ее конструкцию, и они-то и обеспечивали Призраку работу всех волшебных свойств вроде слежки за выбранным объектом на Отражениях или перемещения по ним.
Но тут возникал следующий вопрос. А каким образом Мерлину вообще удалось включить те или иные элементы Лабиринта в конструкцию своей машины?
Оставим пока в стороне Грейсвандир и Вэрвиндл. Об истории происхождения этих легендарных клинков (очень, кстати, неясной), я тоже наводил справки. Официальная версия чрезмерно напоминала главу из книги какого-нибудь Мэлори или Ариосто: два юных воителя (Корвин и Бранд) отправились в рыцарское странствие, преодолели все испытания и в конце концов получили награду — два меча. Может быть, так оно и было на самом деле, но если это и правда, то не вся. Один раз, когда Фиона допекла своими расспросами Корвина особенно сильно, он сказал ей, что Грейсвандир и Вэрвиндл — это трансформированные спикарты. Думаю, это была шутка. Спикарты нейтральны по своей природе, а Грейсвандир и Вэрвиндл четко принадлежат Порядку. Кстати, Мордред как-то обмолвился о том, что в Хаосе есть два аналогичных клинка с элементами Логруса. Как они появились? Есть ли между ними какая-нибудь связь?..
Это была неплохая тема для размышлений, но сейчас меня интересовало другое. Итак, каким образом Мерлину удалось создать Колесо-Призрак?
Если Мерлин не лгал и функционирование Призрака и в самом деле осуществлялось за счет элементов Лабиринта в его структуре, то каким же образом ему удалось включить эти элементы в свою машину? Ведь недостаточно просто изобразить Лабиринт где-либо для того, чтобы он начал работать. Если я возьму в руки лист бумаги и карандаш, и нарисую Лабиринт, волшебной от этого действа бумага не станет. То же самое касается и компьютерного обеспечения. Мерлин мог придумать собственный компьютерный язык, базовыми знаками которого были бы элементы Лабиринта, мог даже придать материнской плате Колеса-Призрака вид Образа Порядка — это ничем бы ему не помогло. Я знал это, потому что лично проверил все вышеуказанные возможности. Во время моих экспериментов ничего волшебного не происходило, да и не могло произойти.