Артур
Шрифт:
Артур взял руку Хариты и прижал к губам. Потом он встал, и я взглянул на него новыми глазами. Это был не прежний Артур: он преобразился.
Руки его решительно сжимали Каледвэлч, синие глаза лучились радостью и покоем. Да, исходивший от него свет горел высоким и священным огнем.
Мерлин встал рядом с ним и воздел руки, словно друид. Торжественной громко он заговорил и сказал вот что:
— Узрите короля в кольчуге кованой, увенчанного величием и светом. Узрите воина, идущего против язычников с Крестом Господним на раменах! Узрите повелителя, в котором прочие
Узрите двор его, воздвигнутый справедливостью! Узрите дом его, построенный честью! Узрите земли его, питаемые милосердием! Узрите народ его, в сердцах которого царит истина!
Узрите царствие мира! Узрите царствие правды! Узрите короля, чьи верные советчики — мудрость и сострадание!
Узрите Артура, о ком сказано: дни его были подобны огню Бельтана, разносящегося от одной вершины к другой, ласковому южному ветру, напоенному сладостным ароматом, весеннему дождю над цветущими вересковыми холмами, урожаю по осени, приносящему изобилие в каждый дом, — дар Щедрого Бога народу смиренному!
Узрите Царствие Лета!
Книга II. БЕДИВЕР
Глава 1
Это пишу я, Бедивер, королевич Регеда. Мой отец — Вледдин ап Кинфал, правитель Каер Трифана, что на севере, родич Теодрига ап Тейтфаллта и властителей Диведа на юге.
Умирать буду — не забуду, как впервые увидел Артура. Это случилось в Каер Мирддине, в Диведе. Мирддин тайком доставил сюда Артура, спасая от врагов; тогда же отец привез меня, чтобы, согласно древнему обычаю, отдать на воспитание в дом Теодрига. Артур еще не вышел из пелен.
Мне и самому едва минуло пять, но я уже считал себя великим и прославленным воином. Я бродил по стенам крепости Теодрига, сжимая древко коротенького деревянного копья, что вырезал мне отец.
Покуда короли совещались о делах государства, я расхаживал по каеру, воображая себя повелителем здешних мест. Все мои мысли занимало одно: придет время, я стану воином, как отец, предводителем дружины, стану убивать саксов, и народ будет мною гордиться.
Стать воином! Единственная золотая мечта! Я даже спать ложился с игрушечным копьем. Жизнь воина манила меня несказанно — другой я попросту не знал. Но ведь я был еще совсем мал.
Летнее солнышко припекало, и Каер Мирддин — прежний Маридун — сверкал под его лучами. Повсюду кипела работа, вспыхивал на солнце металл, удары молота набатно звенели в дрожащем воздухе.
Каер был куда больше нашего родного в Пенлинне. Он говорил о богатстве и могуществе короля. И впрямь, у Теодрига в отличие от нас был свой кузнец. Да и палаты он выстроил просторнее: рубленые, крытые соломой, с полом из больших, окованных железом досок.
Над земляным валом поднимался высокий бревенчатый частокол. Я стоял на краю рва, воображая, что в одиночку защищаю ворота и от меня зависит исход сражения. Погруженный в мечты о будущей славе, я внезапно почувствовал, что кто-то тянет мое копье, и обернулся. Малыш Артур схватился рукой за древко и улыбался мне беззубой улыбкой.
Я сердито дернул копье, но он держал крепко. Я дернул сильнее, но Артур не выпускал. Ну и хватка! Разумеется, я должен был показать ему, кто тут старший, поэтому шагнул ближе и толкнул его копьем в грудь. Он не устоял на коротеньких ножках и плюхнулся спиной в пыль. Я смеялся над ним, радуясь своей силе.
Я думал, он поднимет рев, но он смотрел на меня все с той же улыбкой, без тени укоризны в больших синих глазах.
Во мне боролись злоба и стыд. Стыд победил. Оглядевшись — не видел ли нас кто, — я наклонился и, взяв за толстенькую ручонку, помог ему встать.
Думаю, в этот миг и началась наша дружба. Маленький Артур стал моей тенью, я — солнцем на его горизонте. Редкий день мы проводили врозь. Мы разламывали один ломоть, пили из одного кубка, дышали одним воздухом. А потом, когда перешли в мальчишеский дом, стали ближе, чем братья.
Теперь, когда говорят об Артуре, представляют себе императора, дворец и земли. Или вспоминают военачальника, за которым тянется драгоценная цепь блестящих побед. Воображают неуязвимого Пендрагона, который держит всю Британию крепкой, уверенной хваткой.
Господь свидетель, для них он пришелец из Иного Мира, выросший из земли или вызванный Мирддином Эмрисом из тумана на высотах Ир Виддфы, но никак не человек с детством и отрочеством, как у любого другого. Ведь барды о них не поют.
Слухами земля полнится, и легенды растут, как мох на упавшей ветке. В иных есть крупица правды, во многих нет и того. Наверное, любого рассказчика тянет присочинить, и всякая повесть при повторении становится более яркой.
Но в этом нет надобности. Истинное золото не нуждается в позолоте.
Учтите, речь идет о боевом вожде Артуре. Не был он Artorius Rex. За долгие годы войн прочие короли так его и не приняли. Вот псы! Они предводителем-то — смех сказать! — признавали его неохотно, тем не менее он с гордостью нес свой титул и сражался за них с врагами.
Войны... славные и ужасные, не похожие одна на другую, все они заканчивались одинаково.
Общим счетом двенадцать войн. Первая разразилась на следующее же лето после того, как Артур одолел Цердика в поединке и усмирил мятеж. Зиму он провел в Инис Аваллахе и вернулся по весне с новым мечом, окрыленный видением Летнего Царства.
Я как раз был в отъезде — решил проведать табун в укромных лощинах к востоку от Каер Мелина и посмотреть приплод. Как раз пришла пора жеребиться кобылам, и я задержался, чтобы помочь пастухам принимать молодняк.
Весна медлила, и я был рад ненадолго вырваться из каера. Не люблю сидеть в четырех стенах, то ли дело — холмы и небо. Ночами подмораживало, но я с удовольствием ночевал в лачуге пастухов, а днем вместе с ними ездил в табун.
Как-то холодным утром я вел трех жеребых кобыл в ложбинку у нашей лачуги, где им предстояло разрешиться от бремени. Ветер обдувал лицо, сердце во мне взыграло, и я запел — громко и от всей души, не то бы услышал окликавшего меня всадника.