Арвары. Книга 2. Магический кристалл
Шрифт:
Огляделся он, выискивая, кому предназначалась стрела, и глядь, идет полем скуф, рыскает пристальным взором по ковылю и более ничего не видит. У самого сдвоенный лук за спиной, пустой колчан и десница вдвое мощнее, чем левая рука — верный признак стрельца. Законы подбирали для храмовой стражи самых лучших лучников, которые способны стрелы метать за несколько верст, чуять движение ветра не только над землей, но и высоко в небе, а по зоркости ока могущих иглу в стогу сена сыскать. Потому Годислав бросил стрелу у него на пути, а сам в ковыле спрятался и стал ждать, а колокольный звон в ушах все сильнее и ближе, словно не даль для него
Стрелец увидел восьмиперую вестницу, обрадовался, схватил и обнаружил, что нет бересты. Тут и поднялся из травы Великий Князь, взял его за шиворот и засапожник под лопатку нацелил.
— От кого вести ждешь?
— Не ведаю! — стрелец, должно быть, почуял дуновенье смерти. — Я послан за стрелой!
— Кем послан?
— Волхвом из храма Перуна…
— А знаешь тайное письмо? Прочтешь послание?
— Я не владею сим письмом…
— Добро, пошли к твоему громобойнику!
По пути Годислав взял своих бояр, что прибыли с ним, и явился к храму, стоящему на днепровской круче близ города скуфов, Порожска. Но не вошел, а пустил впереди стрельца со стрелой, сам же затаился, спрятавшись за очистительным огнем. Волхв принял восьмиперую вестницу, поднес к свету и узрел, что вместо послания осталось лишь светлое пятно, не обоженное солнцем.
— Где береста? — спросил у стражника.
В это время Великий Князь шагнул сквозь огонь и воду, оказавшись в храме, и звон вечевой почудился совсем рядом.
— Что потерял, волхв? Не эту ли весточку? — и показал бересту.
Бояре приступили с боков, держа руки на рукоятях мечей, а волхв не знал Годислава в лицо, но догадался, кто перед ним, сначала взбагровел от напряжения, потом ослаб и побледнел.
— Не казни, Великий Князь, не по своей воле — по зову твоего Закона сподобился…
— Прочти-ка вслух, что велит тебе Путивой! Громобойник взял послание, сам же трясется, и голос дрожит.
— Свергся старый сокол вкупе с гнездом своим, — прочел. — Твой черед подрезать крыла соколенку.
— А теперь растолкуй, — потребовал государь. — Кто эти ловчие птицы?
— Я тебе растолкую! — за спиной оказался скуфский царь и его дочь Смирена. — Нынешней ночью отец твой, Белояр, и весь род пал под мечами храмовой стражи. Твой черед настал, соколенок гнезда Гориславова. Волхвы наточили свои ножи, замыслив принести тебя в жертву Перуну.
Теперь Годислав взбагровел, налившись мстительной кровью.
— Чуял я беду, не хотел покидать стольного града… Да в сей же час поскачу назад! Дай мне лучших коней, Ерепень, а мой корабль себе возьми. Подниму дружину, отомщу за отца и прогоню изменника!
— Постой, Варяже, не горячись. Путивой в вечевой колокол ударил и ныне он Великий Князь. Тебя же сверг с престола, и поздно теперь поправлять дело. Даже на самых резвых конях не поспеешь…
Ослаб государь, и ноги подкосились — бояре поддержали.
— Сверг?!.. Но он же самозванец! Хоть и убил отца, да ведь за мною вече! И посошенные старцы, кои не позволят!.. А моя дружина?! Ужели не восстала против изменника?
— Не ведаю сего, — промолвил Ерепень. — Спроси младшую дочь мою. Она слыхала…
— Откуда же молва? Коль ты не знаешь, как же к Смирене долетела весть? Гонцы поспешили или вестовую стрелу пустили из парусья?
— Нет у меня ни гонцов, ни стрельцов, — покорно сказала Смирена. — Покуда ты спал, я слушала Кладовест.
— Не слышно здесь Кладовеста!
— На горах у днепровских порогов я Белую Вежу выстроила. На нее поднимаюсь и внимаю небу.
— Пойдем скорее! След самому услышать молву! В чужих землях я слеп и глух, а Закон знает об этом!
— Да уж солнце встало, и закатилась Полунощная Звезда.
— Тогда скажи, что ж сотворилось в моем стольном граде?
— Шум великий был на вечевой площади, да все одно Закона Князем выкликнули. Многие супротив тебя восстали, ибо Путивой смутил варягов, сказав им твои же слова, князь: ваш род ложью воссел на престол, Горислав присвоил себе славу отца Сувора и брата. И от себя добавил, мол, вы посеяли среди вольных арваров то, с чем боролись все Князья и Законы — суть рабство. А ныне Путивой собрал воевод в святилище и совершил с ними таинство Откровения. Они уж всю дружину к присяге приведут.
— Неужто поддадутся ему верные дружинники? Моему отцу и мне присягавшие?!
— Поддадутся, если уже не поддались…
— Возьми мою дружину, Годислав, — предложил Ерепень. — Пойди и силой одолей Путивоя!
— Взял бы и пошел, — загоревал государь. — Да с твоим воинством не одолеть мне варяжской дружины. И не след чинить междуусобицы даже из мести за отца. Одной только силой не собрать и не соединить арваров. Покуда обры сущи были, было и единство между нами, а не стало их, и рассыпались внуки даждьбожьи. И мыслится мне ныне, не боги соединяли нас и не братские узы — общий грех. Потому Сувор и сказал, мол, пожалеем еще, что сгинуло обрище…
— Не я, а ты сказал, престол Гориславов на лжи стоит, — молвила Смирена. — От нее и пал. Да не кручинься, князь, не долго и Путивою сидеть. Все, что на кривде рождено, от кривды и погибнет. Минет дюжина лет, затеется в парусье свара великая, и тогда посошенные старцы и дружина сами к тебе придут и позовут править.
Царь скуфов взял ее за руку и подвел к Годиславу.
— Она тебя выбрала в самый трудный час. Возьми в жены Смирену и оставайся жить у меня. Путивой весь ваш род истребил и, пока не найдет и не сгубит тебя, не успокоится. А где еще надежнее спрятаться, как не в моем городе?
— По нраву мне и краса твоя, Смирена, и разум, да не время ныне жениться, — ответил ей Годислав. — Подожди меня год или два. А я пойду отыщу исполина Космомысла и его позову, чтоб сел править русами. Только вечности подвластно время, а вкупе с ним и возвращение Правды. Нам, смертным, не объять ее величия, мы постигаем ее суть лишь в час кончины…
7
Храм в честь Ара дагдар урбада высился на отдельно стоящей горе, называемой Астра. Открытый всем ветрам, он походил на четырехгранный шатрообразный утес, поскольку был не возведен, а вырублен из цельной скалы, которой венчалась гора. Окон не существовало, лишь под высокими даже для исполина сводами чуть светились щели-бойницы, так что если не горели светочи, то в храме все время был полумрак. Серые, наклонные стены что изнутри, что снаружи не имели никаких украшений и напоминали крепостные, и только островерхий купол был выкрашен в ярко-синий цвет и распятнован золотистыми звездами. В частую ненастную погоду Астру заволакивало тучами, все земное и небесное пропадало в плотном тумане, а когда начиналась гроза, то молнии сверкали прямо за стенами, иногда попадая в узкие бойницы, отчего храм озарялся голубоватым светом, не дающим теней.