Арвендейл
Шрифт:
Повозки медленно катили по широким, мощенным толстыми каменными плитами улицам Эл-Северина. Трой, не упуская из виду повозки, вовсю крутил головой. Столица человеческой империи была огромным городом. Только гномьи города, раскинувшиеся на многие десятки миль в недрах гор, могли соперничать с ним величиной. А под открытыми небесами равных ему не было. В центре столицы вздымались ввысь стены древнего Высокого города. Эта часть Эл-Северина была построена на вершине огромной плоской скалы или скорее даже небольшой столовой горы, края которой были укреплены высокими, почти в сорок локтей, стенами из ослепительно-белоснежного каросского мрамора (естественно, упрочненного магией).
По легенде, его выстроили люди, эльфы и гномы. Вместе. И произошло это во
Вокруг Высокого города располагался Большой город. Его стены были сложены из белого кирпича. В Большом городе жили вельможи, которым не посчастливилось обустроиться в Высоком городе, а также богатейшие купцы империи. Квартал Птичьи гнезда был обиталищем художников и музыкантов.
За стенами Большого города раскинулся Нижний город. Его стены были сложены из дикого камня людьми. Здесь жили простые граждане Эл-Северина…
Через полчаса повозки въехали на широкий, замощенный камнем двор столичного отделения торгового дома «Эрграй и партнеры». Садир Туран напряженно следил, как повозки протискиваются через узковатые ворота, не позволяя себе ни на минуту отвести взгляд.
— Ну что, десятник, вроде как все. Добрались, — сказал он с облегченным вздохом, когда последняя повозка въехала внутрь и тяжелые створы ворот сошлись.
Трой улыбнулся. Туран вытер лицо, тоже широко улыбнулся и неожиданно заявил:
— А знаешь, у меня это была, считай, самая спокойная поездка. Так что… давай вечерком посидим в «Клыках и рогах». Я угощаю.
Трой удивленно вскинул брови. Такой щедрости от прижимистого приказчика он не ожидал. Может, тот собирается…
Туран рассмеялся.
— Да не бойся. Условленное за конвой получишь сейчас же — в кассе, я приглашаю просто так, по дружбе.
Трой покраснел. Ну почему каждый, кому не лень, читает все, о чем он думает, по его лицу? И когда это кончится?
— А чего… посидим.
— Вот и хорошо! — обрадовался Туран и, соскользнув с седла, направился к повозкам. Их надо было еще разгрузить.
— Чего он от тебя хотел?
Трой повернулся. Гном тоже слез с лошади и стоял сзади, провожая старшего приказчика серьезным взглядом.
— А ничего, — пожал плечами Трой. — Просто предложил посидеть сегодня вечером в «Клыках и рогах».
— Понятно, будет уговаривать перейти в торговую стражу. — Гном хмыкнул. — Не соглашайся. Скукотища невероятная, да и платят не очень. К тому же семьи у тебя покамест нет…
— А при чем здесь семья?
Гном снисходительно усмехнулся.
— Понимаешь, десятник, когда ты переходишь в торговую стражу, то присягаешь главе торгового дома и его компаньонам. Ну вроде как вассальную клятву приносишь. И это означает, что они, в свою очередь, берут на себя обязательство заботиться о твоей семье, ежели… ну, ежели что с тобой произойдет. То есть, если тебя в каком конвое или при охране фактории орк там подколет или тролль, либо Каменный лоб дух из тебя вышибет, — твоей семье от торгового дома будет положена кое-какая пенсия. Не то чтобы очень, но с голоду не умрут. Так вот, под этой маркой жалованье они кладут своим стражникам не больно-то большое. А с другой стороны, стараются особо свою стражу под мечи да стрелы не подставлять. Кому интересно платить денежки, почитай, ни за что — человека-то уж нет, а денежки идут. Так что, где какая заваруха намечается, торгаши тут же наемников нанимают, а свою стражу ховают куда подальше. Вот я и говорю, служба это не больно денежная и скучная, а семьи у тебя нет, так что никакого интереса…
Трой задумался:
— Меня одного?
Гном кивнул:
— Скорее всего. Таких, как мы, пруд пруди, а про тебя уже истории рассказывают.
— Про меня? — Трой слегка порозовел. Гном расхохотался:
— Да ладно, десятник, сходи. Я этот кабачок знаю, не про наши души, дороговато. Но кормят там изрядно. Правда, отсюда далековато, так что дорогу запомни.
Гмалин оказался кругом прав. Садир Туран действительно предложил ему перейти в торговую стражу, и кухня в «Клыках и рогах» оказалась куда более изысканной, чем он до сих пор пробовал. Впрочем, для старшего приказчика вечер оказался бесполезным. Трой не собирался переходить в торговую стражу.
— Жаль-ж-жаль… Мне было приятно… с тобой работать. Ты умелый воин и… хороший командир. В торговой страже ты пошел бы д-далеко, возможно, даже стал бы капитаном… — Приказчик пригорюнился. Трою тоже стало жалко до слез, что он вот так, походя, обидел хорошего человека. С другой стороны, как можно бросить своих побратимов? — Ну что ж, если не хочешь… — Туран огорченно покачал головой (отчего едва не съехал с лавки на пол) и поднял руку, призывая хозяина. — Но если вдруг это… передумаешь — найди меня.
Когда они вышли из таверны, на улицы Эл-Северина уже опустилась ночь. Старший приказчик окинул взглядом улицу, освещенную ярко горящими фонарями, и, пошатнувшись, протянул Трою руку.
— Ну, я пошел.
— Так ведь… — Трою казалось, что он совершенно трезв, но язык отчего-то ворочался с некоторым трудом, а мысли слегка путались. — Я это… ну… наши же остановились в этом… как его… «Дубовом листе»… прямо напротив…
Садир Туран замотал головой:
— Неа… я домой. Мне в Нижний город… Дом у меня там… Уф. Хорошее крентольское. Эк пробрало! — И, на мгновение задержав руку Троя в своей (дабы восстановить равновесие), он, слегка покачиваясь, двинулся вниз по улице. Трой некоторое время постоял, щурясь и прикидывая, в какую сторону идти, затем вроде как уловил нужное направление и двинулся вперед, стараясь крепко ставить ноги и не качаться.
Пройдя пару кварталов, он свернул в переулок, который тускло освещался только парой свечных фонарей, висевших над ступенями домов побогаче…
Трой сразу и не понял, что происходит. Он был так занят тем, чтобы не шататься, что ничего вокруг себя не замечал. Но где-то сбоку мелькнула тень, и руки сработали инстинктивно: рывок, захват, хруст ломаемого запястья и… чей-то дикий вопль тут же вышиб весь хмель из мозгов Троя. Он выпустил вывернутую руку и отпрыгнул к стене, выхватывая радаганский нож, который предпочитал носить на поясе вместо обычного кинжала. В переулке кроме него находилось еще шестеро. Один валялся на земле, поскуливая и баюкая сломанную руку, еще трое стояли перед ним, выставив перед собой ножи и кинжалы, а четвертый, здоровенный амбал, находился чуть поодаль. Он был занят тем, что держал, заломив ей руки, какую-то женщину.