Ас Третьего рейха

Егоров Валентин Александрович

Я не предупреждал заранее Арнольда Цигевартена о своем возможном появлении, и, чтобы в этой связи не поставить его в неудобное положение, я мысленно связался с ним и попросил разрешения войти к нему в спальню. Мое мысленное обращение вызвало полный сумбур мыслей у моего друга, но он быстро привел их в порядок и громко крикнул мне через дверь:

— Входи, раз пришел!

Я приоткрыл дверь, прошел к одному из стульев и удобно устроился на нем. Полковник Арнольд Цигевартен еще не спал, но и не читал, книга лежала на половичке рядом с койкой. При моем появлении он попытался подняться на ноги и поприветствовать меня, но я вовремя остановил его, заявив, что руки нам жать незачем, сегодня мы много раз встречались.

— Зигфрид, — Арнольд Цигевартен первым начал разговор, — спасибо, что пришел. Я никак не мог заснуть, все это время

я думал только о тебе. Чем больше тебя узнаю, тем меньше понимаю, что ты за человек. В тебе имеется что-то такое, что ты, словно магнит, притягиваешь к себе одновременно хороших и плохих людей? Ты быстро знакомишься с людьми. Некоторые твои знакомые души не чают в тебе, они сами раскрывают перед тобой душу и хотят быть твоими друзьями. А другие знакомые тоже хотят разобраться, что ты за человек, но их цели непонятны или покрыты мраком тайны. И ты так плотно закрываешься от них, что ни один из них ни в чем не может разобраться, и начинают измышлять о тебе черт знает что. Этот Монке, как только прибыл в полк, тут же начал копать под тебя, он признался мне, что ты не тот человек, за которого себя выдаешь. Нет, — заметив, как я вздрогнул всем телом, продолжил Арнольд, — он не думает, что ты подрывной элемент и выступаешь против фюрера. Он полагает, что ты вообще не человек. Когда его спрашиваешь, что он под этим имеет в виду, то оберштурмбанфюрер путается в мыслях, говорит ерунду, пускается в загадочные научные рассуждения о множественности миров. Одним словом, сплошная ахинея, он тебе ни на грош не верит, поэтому и пытается отыскать свидетельства твоей паранормальности. Притом имей в виду, сам Монке — это не человек, а какая-то гадина, без мыла и масла пролезет в любую дырку. Так что, имей это в виду. Ну и зачем ты, Зигфрид, явился ко мне в столь позднее время, я, правда, всегда рад видеть тебя, но сейчас поздно вести какие-либо разговоры, даже с другом!

Наш разговор продолжался чуть ли не до рассвета: так много вопросов оказалось у Арнольда Цигевартена, полковника Люфтваффе рейха и моего друга. Мне пришлось многое ему рассказать, но он не верил мне до тех пор, пока сам не прошел через меня. Когда он сделал это первый раз, то начал хвататься за сердце и пить литрами валидол. Только с третьего свидетельства, это когда я его научил понимать мысленную речь, он начал верить мне и моему рассказу. В конце концов он сдался и сказал, что у него не так уж много друзей и терять меня он не намерен.

2

Боевая тревога мгновенно оторвала мою голову от подушки. Сирена заревела так рано утром, что вначале я не поверил, что меня разбудил именно рев сирены боевой тревоги. Вчерашний день, вечер и ночь оказались очень тяжелыми для меня в физическом плане, но весьма продуктивными в психологическом. Поэтому мы с Динго решили именно сегодня, не откладывая в долгий ящик, покинуть наш полк и на два дня слетать в Швейцарию для поправки подорванного здоровья. Даже будучи очень усталым и разбитым, я слышал, как поет, заливается радостью моя душа. Впервые за время моего пребывания на этой Земле ее ничто больше не тяготило: друзья узнали всю правду обо мне, какие у меня имеются сейчас проблемы. Они знали, что эти проблемы я не могу решить без их помощи, и согласились помочь мне. А враги — оказывается, что за это время, помимо друзей, я завел и врагов, — уже начали догадываться о том, что я не из этого мира. Рев сирены продолжался, и я вынужден был подняться на ноги и быстро натянуть летный комбинезон, с которым уже мысленно попрощался. Уже сегодня мы с Динго планировали покинуть полк и, взяв на пару дней отпуск, слетать в Швейцарию на лечение. Полковник Цигевартен выделил нам штабной «Шторх», которым мы могли воспользоваться для полета в нейтральную страну. Но, видимо, сегодня нам была не судьба выполнить все, что ранее планировали. Мы не имели права бросить полк, Цигевартена и друзей в трудную минуту, когда они вылетали на встречу с врагом. Они бы нас не поняли.

Когда летчики были в кабинах истребителей, полковник Цигевартен по общему каналу сообщил, что на задание полк вылетает в своем полном составе. Сегодня Североамериканские Штаты объявили войну рейху, и в эту же ночь триста «Летающих крепостей» бомбили столицу рейха, столица полуразрушена и много жертв среди гражданского населения. «Летающие крепости» через двадцать минут будут пролетать через зону ответственности нашего полка. Приказ Геринга полку был однозначен: «наказать врага за гибель сотен граждан рейха». Перед самым взлетом полковник Цигевартен связался со мной и сказал:

— Зигфрид, полк поведу я сам. Но твоей паре придется взять на себя самую трудную часть нашего боевого задания. Ты и Динго, вы будете первыми атаковать североамериканские бомбардировщики. Я не могу найти другой пары в нашем полку, которая могла бы выполнить эту задачу лучше вас. Только вы можете прорваться к «Летающим крепостям» и расстроить их походный строй. Если этого не будет сделано, то полк не сможет выполнить поставленную перед ним боевую задачу. А что это означает, ты и сам понимаешь, полк будет расформирован, а летчики рассортированы по другим полкам, а командование полка пойдет под суд.

Давая этот приказ, полковник Цигевартен собственноручно подписал смертный приговор мне с Динго. К этому времени все воздушные бои с «Летающими крепостями» завершались гибелью тех летчиков-истребителей, которые первыми бросались на походный строй вражеских бомбардировщиков. Эти пары ценой своих жизней прокладывали путь остальным летчикам, и в случае успеха таких атак вражеский походный строй расстраивался, терялось взаимодействие между бомбардировщиками, и тогда враг терпел поражение. Заканчивая разговор со мной, полковник Цигевартен виноватым голосом попытался извиниться передо мной, сказав, что иначе поступить ему не позволила его совесть. Подполковник Динго, который не участвовал в разговоре с командиром полка, но отлично его слышал, наша мысленная связь работала и на большие расстояния, так его прокомментировал:

— Командование хотело как лучше, а получилось как всегда!

Тридцать восемь истребителей BF109E взлетели и, делая над аэродромом круги, собрались в три группы по двенадцать истребителей в каждой и, когда все истребители полка собрались в воздухе, взяли курс на северо-восток. Посты ВНОС, передавая информацию о маршруте следования североамериканских бомбардировщиков, каждый раз подчеркивали, что их очень много. Впервые немецкое небо видело мощную группировку врага из такого количества самолетов-громадин, которые несли смерть людям. Они неторопливо плыли в тяжелых дождевых облаках, и казалось, что никакая сила на земле не может их остановить, прервать полет. Эта группа бомбардировщиков была с большим опозданием выпущена с Острова, поэтому ее появление над столицей рейха оказалось для нас неожиданным и было встречено одной только зенитной артиллерией. Отбомбившись и потеряв пять бомбардировщиков, сейчас они возвращались на свои базы на Острове, но рассвет застал их на середине маршрута. Геринг лично перезвонил полковнику Цигевартену и приказал ему поднять в воздух полк.

Сколько раз мне приходилось подниматься в воздух по боевой тревоге, вылетать на встречу с врагом, и каждый раз я не мог привыкнуть к тому моменту, когда на бортовом радаре возникали засветки вражеских машин, а затем они появлялись в поле нашего зрения. Тело покрывалось мурашками, в голове слышался звон, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Не от страха, разумеется, а в предвкушении новой победы над сильным врагом. Но сегодня я не испытывал подобных чувств, в сердце была пустота, а тело было разбитым, и я чувствовал одну усталость. Когда впереди показался авангард вражеских бомбардировщиков, они выглядели мухами на оконном стекле, но с каждой минутой их становилось все больше и больше. Щелчком кнопки я снял с предохранителей бортовое оружие и, негромко бросив в радиоэфир Динго о полной готовности к открытию огня, подправил курс своего BF109E, выходя на встречный курс с врагом. Тридцать восемь истребителей BF109E подтянулись, собрались в кулак и, следуя за нашей парой, устремились в лобовую атаку на приближающегося противника.

За пять секунд до столкновения болида истребителей с вражескими бомбардировщиками все тридцать восемь истребителей открыли огонь из бортового оружия. Всего пять секунд длился этот огонь, но он унес на землю около десяти тяжелых машин противника, а пятнадцать были повреждены, что сказалось на общем построении североамериканских бомбардировщиков. Походный строй этой колонны был нарушен. Да и наш полк не сумел сохранить общего построения, чтобы повторить удар и нанести врагу еще большие потери. Отдельные пары заметались во вражеской колонне, атакуя отдельные бомбардировщики. Мы с Динго уцелели во время первого удара, североамериканцы растерялись и не сумели сосредоточить огня своей походной колонны на нашей атакующей паре.