Ашхабадский вор
Шрифт:
Выстрел с крыши отпадает, выстрел со стороны колонн ликующих туркмен отпадает. Что же остается, а?! Засланный казачок в свите Ниязова? Взрывное устройство под трибуной?..
И тут – словно ледяной кол проткнул все тело Алексея насквозь, снизу вверх, вонзился в мозг, рассыпался по извилинам морозным крошевом. Мазнув взглядом по застывшим в карауле охранникам, парниша с кубком, лучащийся гордостью от выпавшей ему чести, уже поднимался по лесенке, а Алексей все никак не мог понять, никак не мог вычленить неправильность, несоответствие, откуда вдруг в жаркий полдень пахнуло обжигающе холодным ветром смерти…
Смерти.
Однажды,
Вот в чем дело!
Парниша с кубком улыбается довольной улыбкой имбецила, получившего в подарок за примерное поведение яркую игрушку, однако во взгляде его застыли обреченность и готовность идти до конца. Он знал, просто знал, что сейчас умрет, и шел навстречу своей гибели. Улыбаясь во все шестьдесят четыре зуба, высоко неся кубок над головой. А кубок-то тяжелый…
И опять, как в случае со злодейским ниндзя-Ханджаром, рефлексы сработали быстрее рассудка. Сам до конца не осознавая, что делает, с раздирающим глотку воплем: «Да-а-а-ан!!!», – он оттолкнулся ногами, ломая строй, и прыгнул на парнишу, метя выхватить кубок.
И все же надо отдать должное преторианцам. Либо они были наготове по поводу подозрительного русского в своих рядах, либо выучка охранников действительно находилась на самом высшем уровне. Как бы то ни было, до кубка добраться ему не дали. Сделали вполне грамотную подсечку, и Карташ всеми костями обрушился на очкастого туркмена. Кубок полетел вниз, на площадь, где и ударился глухо о брусчатку. Алексей невольно зажмурился.
Взрыва не последовало.
А потом для страха и сомнений не осталось места, поскольку все смешалось на площади Огуз-хана. Вокруг орали, бегали, кажется, даже стреляли, Карташ не помнил. Он тоже орал, мертвой хваткой вцепившись парнише в брюки, десятки рук его от парниши отдирали, больно били по голове и бокам, потом помост под кучей-малой треснул и накренился. Наконец Алексея отодрали, заломили руку, заорали вовсе уж оглушительно – на туркменском, ясное дело, но понятно, что по-командирски и матерно, и куда-то поволокли сквозь вопли и толкотню.
Когда же беспорядочные выкрики подутихли вдалеке, а давление на руку немного ослабло, Алексей проморгался от цветных кругов в глазах и осмелился поднять голову.
Вели его быстро, целенаправленно и грамотно. Прочь с площади, прочь от трибуны, под которой продолжалась малопонятная возня, но на которой ни Сердара, ни родственника саудовского короля, ни прочих официальных лиц уже не было. Празднующие граждане смяли колонны и теперь суматошно толклись на площади, оглашая прожаренный воздух испуганным ором. Алексей помещался в центре квадрата, образованного четырьмя мрачными личностями
– Пусти, дорогой, хватит уже…
Дангатар хватку ослабил, но не отпустил. Лицо его было белым, оскаленным. А Карташ заметил, что руки четверки сопровождения испещрены синими наколками.
В каком-то переулке за площадью оказалось неожиданно тихо и безлюдно, лишь у тротуара бесшумно пускал сизый дымок из выхлопной трубы белый «лимузин» с тонированными стеклами и правительственными номерами. Один из уголовников в форме охранника стремительно распахнул заднюю дверцу. Повинуясь толчку сзади, Алексей нырнул головой вперед, в кондиционерную прохладу, следом в тачку прыгнул Дангатар, дверца захлопнулась, лимузин рванул с места…
– Ниязов жив? – первым делом, еще не отдышавшись толком, спросил Алексей.
– Живее всех живых, – криво усмехнулся Дангатар. – Он же бессмертный и вечный, забыл?
– А эти? – Карташ кивнул в заднее стекло, где осталась четверка блатных, которые вывели его из эпицентра бури, и помассировал чуть не вывихнутую руку.
– Не бойся, – сказал Махмуд-оглы. – Уж эти– то сумеют о себе побеспокоиться… А ты молодец, Алексей-яр. Когда тебя замели эти уроды из КНБ, я на уши поставил всех своих… э-э… друзей – из тех, которые не слишком в ладах с законом. Они скоренько вычислили, где ты есть и что тебе светит, пришлось срочно пробираться в последнее кольцо обороны, тем более сведения о готовящемся покушении подтвердились стопроцентно. Как ты исполнителя вычислил, ума не приложу, а? Я так ничего и не заметил, сколько ни таращился…
Лимузин лихо вырулил на какую-то улицу, утопающую в зелени, и понесся наперекор светофорам. Насколько Карташ уже изучил Ашхабад, торопились они куда-то за город.
– Орден дадут? – мрачно спросил он. Похлопал себя по карманам. Бракованный пистолет куда-то подевался. Наверное, выронил по дороге…
– Вряд ли, – на полном серьезе ответил Дангатар. – Видишь ли, операция по выявлению и задержанию исполнителя проводилась исключительно силами КНБ…
– Да я особо и не претендую, – успокоил его Карташ. – Подумаешь, президента спас… Ну так что, все кончилось? Машка где? Надеюсь, в безопасности?
– Да в безопасности, в безопасности. Я ей тут одно дельце поручил…
Карташ заворочался на сиденье.
– Слушай, дорогой, если это дельце опасное хоть в одной букве…
– А за меня ты не беспокоишься, а, начальник? – с места водителя к ним на миг обернулся лыбящийся во весь рот Петр Гриневский. – Я тоже в дельце участвую. Да и ты в нем не последнюю балалайку играешь…
Карташ закрыл глаза и откинулся на мягкий подголовник.
Глава 18
Бери шинель, пошли домой
Тридцать первое арп-арслана 200* года, 21.37
Хватило непрерывного суточного наблюдения, чтобы уяснить, как охраняется дворец хякима. Так себе охраняется, надо заметить. Видимо, всерьез нападения здесь не опасаются, считают, что все враги уничтожены. Или под рукой у хозяина дома слишком мало верных людей, а среди них и того меньше грамотных по части несения караульной службы, и уж совсем плохо обстоит дело с дисциплинированными бойцами.