Асино лето
Шрифт:
— Я — Маша!
— Я — Даша!
— Я — Вера!
— Я — Лера!
— Я — Аня!
— Я — Таня!
— Я — Оля!
— Я — Поля!
— Я — Маринка!
— Я — Иринка!
— Очень приятно, — сказала Ася. — А я — Прасковья.
— И нам очень приятно! — хором ответили чумсики и чумсинки.
— Пойдем, мы тебя проводим. Дедушка Эхо про тебя спрашивал.
— Он скучает.
— Очень!
— А за сад ты не волнуйся.
— Мальчики справятся.
— Они у нас такие…
— Молодцы!
Окруженная толпой разноцветных чумсинок, Ася шла по лагерю и удивлялась,
— Ой, у малышей маскарад! Дети, где вы такие костюмы потрясающие взяли?
— На складе, — спокойно ответила бирюзовая Иринка. — Тетя Валя выдала.
Надо же — чумсинки, а тетю Валю знают!
Они прошли через весь лагерь и вышли на дорогу, ведущую к спортивному лагерю «Олимпик», потом свернули налево на еле заметную тропинку, потом прошли вдоль Гнилой речки, через Волчий лог, вышли на Партизанскую тропу и по ней вернулись к «Светлячку».
— Мы в лагерь идем? — удивилась Ася, которая уже устала плутать.
— Мы идем к дедушке Эхо, — строго сказала зеленая Таня.
Они поднялись по тропинке, с трудом продрались сквозь заросли черемухи и вышли к пятому корпусу.
— Это же наш корпус! — возмутилась Ася. — Я здесь живу!
— Здесь живет дедушка Эхо.
Чумсинки подошли к большому старому дубу. Про этот дуб ходили легенды. Он, конечно, был волшебный. Еще бы! Ведь это был Единственный дуб на многие, многие километры соснового леса. Как он вырос здесь? Кто посадил его? Может быть, ему поклонялись Белые монахи? Но этого никто точно не знал, даже Аленка Чаплашкина. Единственный дуб очень большой, просто огромный. Нужны трое взрослых или пятеро ребят из седьмого отряда, чтобы обхватить его. А какая крона! Не крона — дремучий лес! Резные плотные листья величиной с Жорину ладонь! А желуди — с грецкий орех! Залезть на Единственный дуб невозможно. Ни сучка, ни выемки в коре. До нижней ветки не дотянуться даже с перил веранды.
Многие в лагере, особенно малыши, верят, что, если родители долго не приезжают, надо Единственный дуб полить водой из реки. Тогда сразу приедут. А если хочется в этот лагерь еще вернуться, то надо от Единственного дуба в любую сторону сделать столько шагов, сколько тебе лет, плюс количество букв в твоем имени, плюс номер своего отряда, и, где остановишься, на земле свое имя написать. Обязательно вернешься!
— Железно работает! — уверяла Аленка Чаплашкина. — Я пять раз проверяла.
Вот к какому замечательному дереву привели Асю чумсинки. Замечательное-то оно замечательное, но растет у самого пятого корпуса, Ася мимо него по сто раз на дню ходит, а что-то дедушку Эхо ни разу не видела.
— Значит, плохо смотрела, — улыбнулась золотистая Маша.
— Да зачем вы меня кругами-то водили?
— Чтобы интереснее было.
У сиреневой Оли появилась в лапах банка с вареньем, она протянула ее Асе, а желтая Вера, встав на цыпочки, постучала по дереву. Ася, все еще не привыкшая к чудесам, но уже знающая, что ждать можно чего угодно, затаила дыхание. В дереве было тихо. Вера постучала еще раз. Тишина.
— Спит, наверное, — сказала розовая Лера.
Но тут по стволу дуба будто дрожь пошла, и Ася увидела, как морщины и складки древесной коры складываются в винтовую лесенку, бегущую вверх и исчезающую в густой листве.
— Быстрее! — подтолкнула ее к дубу фисташковая Аня.
Ася легко взбежала по лесенке, ступеньки за ней тут же исчезли. Ася добралась до кроны и села верхом на толстую ветку, прижимая к животу банку с вареньем. Так, что дальше?
Чумсинки остались внизу, машут ей разноцветными ладошками, сияют от радости, а ей-то что делать? И тут она увидела в стволе дуба настоящую маленькую дверцу. Дверцу с петлями и деревянной ручкой! Узкой полоской тянулся из-под нее свет. Ася дернула за ручку — дверь мягко открылась. В низ ствола вели ступеньки, крохотные и крутые, и Ася осторожно стала спускаться по ним. Долго шла, наверное, до самой земли.
Внутри дуба было сухо, пахло деревом и самыми молодыми весенними листочками. «Как же он растет, живет, зеленый весь, а внутри пусто?» — удивлялась Ася.
Наконец, ступеньки кончились. Они привели ее в комнату с маленькой кроватью, застеленной лоскутным одеялом, столиком, сколоченным из грубо выструганных досок, и тремя стульями. На столе горела старая керосиновая лампа, только вместо огня сидел в ней солнечный зайчик, морковку грыз, настоящую, оранжевую.
— Дедушка Эхо! — шепотом позвала Ася.
Одеяло на кровати зашевелилось, и из-под него вылез дедушка Эхо.
— А! Милая моя, это ты! Как я рад!
Пухлые губы дедушки Эхо растянулись в улыбке.
— Как ты? Справляешься там?
— Справляюсь потихоньку… Что это вы разболелись, дедушка Эхо?
— Да, ревматизм, старость…
— Это из-за меня! Из-за сада!
— И-и-и, что ты, милая! Для меня, старого, это хорошее развлечение. А то только чужие слова и повторяю. Скучновато. Что это у тебя?
— Варенье.
— О-о-о! Черешневое? Чумсинки постарались? Славненько! Ну, давай чай пить.
Дедушка Эхо достал из шкафа деревянные кружки и крохотные деревянные ложки, и даже чайник у него был деревянный. Впрочем, чайник был для виду. Чай дедушка Эхо налил из большого термоса.
— А почему у вас солнечный зайчик в лампе?
— Марфуша-то? Она сама попросилась. Хочу, говорит, работать, ну и угол свой иметь. Понимаешь? Сначала она у меня так просто бегала, да все ведь деревянное, то стол прожжет, то стену. А дуб, он тоже живой, сколько же ему терпеть. Вот теперь в лампу ее пристроил старую, она мне еще от отца досталась.
Вкусный чай был у дедушки Эхо, а чумсинкино варенье еще вкуснее. Потом дедушка Эхо проводил Асю наверх.
— За сад не беспокойся. Чумсики очень ответственные и много их, без присмотра не оставят.
Ася закрыла за собой дверцу и прыгнула вниз. Она так давно не летала, что даже прыгать было страшно.
— Аська! — услышала она, приземлившись. К ней бежала Маша Скрябинская. — Ты с ума сошла? Ты разбиться хочешь?
— Она к Кукумберу в изолятор хочет, — пропела насмешливо Настя Вигилянская, и Ася вдруг увидела, что она совсем не красивая. Ну, вот ни капельки!