Асино лето
Шрифт:
Какая-то сила подняла ее в воздух и понесла вперед. Тела своего Ася совсем не чувствовала. Иногда ее переворачивало и крутило в воздухе. Рядом прыгал Еж, а Горыныч взял Севу за руку, и они летели над Асей.
— Поворачивай! — крикнул Горыныч. — Нам через мостик! Поворачивай!
— А как?
— Прасковья, хоть что-нибудь ты умеешь?!
Но зря Горыныч ругался. Ася ведь не сама летела, что-то влекло ее, какое-то горячее облако держало и несло над землей. Все в Асе булькало, и пузырилось, и взрывалось каждую секунду.
— Ура-а-а! —
Гномы зажали уши.
— Я оглох! — возмутился Еж.
Веди себя прилично, а то ногами пойдешь, — пригрозил Горыныч.
Асе казалось, что у нее уже и не болит ничего, но не тут-то было. Когда Еж крикнул: «Спускаемся!» — и все они приземлились на поляну, окруженную, как забором, кустами акации, Ася встала на ноги, охнула и упала в траву. Ноги заболели так, будто она без остановки три дня шла в гору по камням, руки ломило, даже в горле пересохло, а сердце стучало где-то в висках так громко, что в глазах потемнело. А поляна была самая обыкновенная. В давние времена здесь проводили пионерские линейки. Флагшток торчал одинокой мачтой, вдоль кустов акации — по периметру поляны-площади — шла дорожка, выложенная каменными плитами. Между плитами проросла трава.
— Это же Старый лагерь, — удивилась Ася.
— А ты думала, мы тебя в Сказочное Королевство отнесем? — съехидничал Горыныч.
Признаться, так Ася и думала.
— А кто же будет меня лечить?
— Да вот — они.
Над поляной светящейся метелью носились, кружились, вертелись солнечные пятна. Они прыгали по траве, по кустам акации, по дорожке, по флагштоку и развалившейся трибуне.
Тут были не только солнечные зайчики. Были солнечные белки, котята, бурундуки, медвежата, щенки, цыплята, даже солнечные оленята, жеребята и телята.
Среди солнечной метели то тут, то там мелькало золотистое пятнышко: это ускакал резвиться вместе с солнечными зверятами гном Еж. Улыбчивый и прыгучий, он сам был как солнечный зверек. Ася во все глаза смотрела на их догонялки-прыгалки. А Еж уже привел солнечного бельчонка и солнечного козленка.
Бельчонок был остролицый, юркий, хвост — торчком, а козленок — лобастый, лопоухий, добродушный. Они пробежались по Асиным ногам. Стало тепло и щекотно. Козленок посмотрел на Асю хитрыми светящимися глазами и шершавым языком слизнул кровавые струйки. А бельчонок обмахнул коленки хвостиком, и все ссадины затянулись прямо на глазах.
Боль прошла. Коленки стали такие, будто Ася все лето загорала на юге одними коленками.
— Спасибо, — смущенно пробормотала она и спросила: — А я думала, солнечных зайчиков, ну… всех солнечных… только зеркальцем пускать можно, разве нет?
— Зеркальцем — это как на работу, — улыбнулся козленок, — а здесь наш дом.
Они засмеялись и ускакали. Солнце поднималось все выше, высохла роса на траве. Скоро объявят подъем.
— А они целый день здесь
— Нет, только утром. Сейчас еще немного порезвятся и спрячутся в цветы, — объяснил Сева.
А Горыныч сказал:
— Нам пора. Если хорошо себя чувствуешь.
— Прекрасно чувствую! Летим!
Горыныч рассмеялся:
— Ну, нет! Уже проснулись повара и вожатые. Представляешь, что они подумают, если увидят летящую Прасковью Шустову?
Пришлось идти пешком. Это тоже было интересно. Горыныч сел Асе на одно плечо, Сева — на другое. Когда перешли мостик, их догнал сияющий, разрумяненный Еж и сел Асе на макушку.
От него было жарко, как от солнца.
— Сева! — вспомнила Ася. — Ты же хотел мне что-то показать!
— Поздно уже, — вздохнул Сева. — Как родниковый цветок распускается, можно только ранним утром увидеть.
— Родниковый цветок?!
— Ну да! Спускайся вот здесь, к ручью.
Без тропинки, через кусты, Ася спустилась в овраг, где шумел ручей.
— Иди прямо по воде, против течения.
Вода была холодная. Все солнечное тепло из Аси тут же вытянули ледяные струи. Ноги скользили по камням, вязли в песке, но Ася упрямо шагала против ручейного течения. Очень уж хотелось увидеть родниковый цветок.
Постепенно ноги привыкли к воде, даже весело стало. Струйки щекотали кожу, почти как солнечный бельчонок.
— Пришли, — сказал Сева.
В большой ручей впадал маленький. Его студеное течение впилось Асе в щиколотки, как иглы. Ручеек бежал из круглого, как блюдце, родника.
— Вот он.
— Это обычный родник, — засомневалась Ася.
— Много ты понимаешь! — обиделся Горыныч. — Это он сейчас обычный, а если бы…
— …некоторые под ноги смотрели, — подхватил Еж, — не упали бы, то увидели бы, как он распускается!
— Можно, конечно, на закате прийти, — сказал Сева, — посмотреть, как он закрывается и под землю уходит, но это не так красиво.
Асе очень-очень захотелось посмотреть, как распускается родниковый цветок.
— А завтра утром нельзя? — умоляюще спросила она.
— Конечно, можно!
— Мы за тобой зайдем!
— Только, чур, не пищать, что рано встать не можешь!
— Нет, я люблю рано вставать, — сказала Ася и стала выбираться на сушу.
— По земле не пройти, — сказал Еж, — все заросло. Только по ручью.
— Замерзла, да? — забеспокоился Сева.
— Ничего…
Гномы проводили Асю до корпуса.
Лагерь «Светлячок» просыпался. Хлопали окна и двери, от столовой поплыл запах манной каши. Мимо прошел тренер Жора, посмотрел подозрительно, хоть гномы и спрятались в карманы Асиного сарафана.
«Ох, не опоздать бы! — с тревогой подумала Ася. — А то начнут приставать: где была?» Почему-то никому не кажется странным, если человек поздно ложится, но никто не понимает, если человек по доброй воле встает ни свет ни заря.