Аскетика. Том I
Шрифт:
Вопрос 82, того же. Если кто-либо из братии или из самых больных согрешит, и я, желая исправить его, скажу что-нибудь со смущением, должен ли я после поклониться ему (прося прощения)? И если случится, что он разгневанным на меня уйдет из больницы, что мне делать? И вообще за какие согрешения надобно делать поклонение? Ибо гордость и самооправдание помрачают ум. А когда кто и поклонится, то тщеславие снова найдет себе повод.
Ответ Иоанна. Со смущением ничего не говори, потому что зло добра не рождает. Но потерпи, пока помысл твой успокоится, и тогда скажешь мирно. И если брат послушается тебя, — хорошо; если же нет, скажи ему: «Не хочешь ли, я открою это авве, и как он рассудит, так и сделаем?» — и ты будешь спокоен. Но ежели, разгневавшись, уйдет, то скажи авве, и он вразумит его, а ты не делай ему поклонения (то есть не проси прощения), ибо чрез то дашь ему повод думать, что ты действительно
Вопрос 83, того же. Если во время служения больным настанет час псалмопения, или святой проскомидии, или случится другая надобность, и находящиеся со мной братия знают, что кому нужно дать: повелишь ли мне пойти, или сие будет мне в тяжкую вину? Равным образом, ежели захочу побыть в своей келии, когда мне нет надобности быть в больнице: позволишь ли мне, отец мой, или нет?
Ответ Иоанна. Когда братия знают, не будет на тебе вины пойти, или побыть в своей келии; только посещай больных.
Вопрос 84. Если скупость беспокоит меня в то время, как выдаю кому-либо нужное ему, так что не могу и дать ему: то дать ли ему менее того, сколько ему нужно, или постараться выдать не менее надлежащего? Также если, стыдясь, как бы из человекоугодия или тщеславия, по внушению помысла, я хочу дать больше: то дать ли мне, вопреки моей страсти, немного меньше, или должное по заповеди?
Ответ. Если скупость препятствует дать ближнему то, что ему надобно; то соображайся с тем, что имеешь. Когда у тебя много вещей, дай несколько более надлежащего; а когда мало, дай столько, сколько следует. Если по тщеславию и человекоугодию хочешь дать более, то также дай столько, сколько следует и не больше. Бог да вразумит сердце твое, брат.
Вопрос 85. Когда вижу сосуд, нужный для больницы, и чувствую, что я имею к нему пристрастие, то не дам ли пищи моей страсти, взяв оный?
Ответ Иоанна. Если имеешь нужду в сосуде и помысл о нем борет тебя, то скажи своему помыслу: он мне нужен, но зачем брать по прихоти? Как скоро перестанет бороть тебя пристрастие, возьми его; если же не перестанет, то, когда удобно обойтись другим сосудом, не бери и подави свое пристрастие; а в случае необходимости, возьми тот сосуд, укоряя себя и говоря: когда бы не вынуждала необходимость, не взял бы его, потому что победился своим похотением.
Вопрос 86. Один человек подарил мне некогда одежду, и я взял ее тогда, как бы с радостью, нимало не противореча; но, испытывая себя, нашел, что взял ее не по нужде, а более по лихоимству, и помысл говорит мне: возврати ее. Как повелишь мне поступить?
Ответ Иоанна. От души похвалим подарившего и от души похулим принявшего, и будем носить ее со смирением, осуждая себя; а вперед будем беречься лихоимства.
Вопрос 87, того же. Если случится, что кто-нибудь хочет дать мне вещь, в которой я имею нужду, но вижу, что сердце мое по страсти желает принять ее, как мне поступить: взять ли, по случаю нужды, или отказаться, по причине пристрастия к ней?
Ответ Иоанна. Как о пище, так разумей и об этом. Ты знаешь, что мы ежедневно нуждаемся в пище, но не должны вкушать ее с услаждением. Когда мы принимаем ее, благодаря Бога, Который дал ее, и осуждая себя как недостойных, то Бог делает, что она служит нам в освящение и благословение. Итак, если ты нуждаешься в какой-либо вещи и есть возможность получить, — благодари Бога, помогающего тебе, и осуждай себя как недостойного, и Бог отвратит от тебя пристрастие, ибо Ему вся возможна, невозможна же Ему ничтоже (Иов. 10, 13; 42, 2; Мк. 10, 27). Ему слава во веки. Аминь.
Преподобный Иоанн, игумен Синайской горы. Лествица
Краткое описание жития аввы Иоанна, игумена святой горы Синайской, прозванного схоластиком, поистине святого отца, составленное монахом раифским Даниилом, мужем честным и добродетельным
Не могу сказать с достоверною точностью, в каком достопамятном граде родился и воспитывался сей великий муж до исшествия своего на подвиг брани, а какой град ныне покоит и нетленною пищею питает сего дивного, это мне известно. Он пребывает ныне в том граде, о котором говорит велегласный Павел, взывая: Наше житие на небесех есть (Флп. 3, 20); невещественным чувством насыщается он блага, которым невозможно насытиться, и наслаждается невидимою добротою, духовно утешается духовным (в слав.: «умом единым радуяся о Уме, мысленно созерцаемом»), получив воздаяния, достойные подвигов, и почесть за труды, нетрудно понесенные — тамошнее наследие, и навсегда соединившись с теми, которых нога… ста на правоте (Пс. 25, 12). Но как сей вещественный достиг невещественных сил и совокупился с ними, это я постараюсь изъяснить по возможности.
Будучи шестнадцати лет телесным возрастом, совершенством же разума тысящелетен, сей блаженный принес себя самого как некую чистую и самопроизвольную жертву Великому Архиерею и телом восшел на Синайскую, а душою на небесную гору с тем, думаю, намерением, чтобы от видимого сего места иметь пользу и лучшее наставление к достижению невидимого. И так, отсекши бесчестную дерзость отшельничеством, сею обладательницею наших мысленных отроковиц (то есть страстей) (см.: Слово 10, 3), восприяв же благолепное смиренномудрие, он при самом вступлении в подвиг весьма благоразумно отогнал от себя обольстительное самоугодие и самоверие; ибо преклонил свою выю и вверил себя искуснейшему учителю, чтобы при благонадежном его руководстве непогрешительно переплывать бурное море страстей. Умертвив себя таким образом, он имел в себе душу как бы без разума и без воли, совершенно свободную и от естественного свойства, а еще удивительнее то, что, обладая внешнею мудростью, он обучался небесной простоте. Дело преславное! Ибо кичливость философии не совмещается со смирением. Потом, по прошествии девятнадцати лет, предпослав к Небесному Царю своего учителя как молитвенника и заступника, и сам он исходит на поприще безмолвия, нося сильныя на разорение твердынь оружия (2 Кор. 10, 4) — молитвы великого (своего отца); и избрав место, удобное к подвигам уединения, в пяти стадиях от храма Господня (место это называется Фола), он провел там сорок лет в неослабных подвигах, всегда пылая горящею ревностью и огнем Божественным. Но кто может выразить словами и восхвалить сказанием труды его, там понесенные? И как явно представить всякий труд его, который был тайным сеянием? Впрочем, хотя через некоторые главные добродетели известимся о духовном богатстве сего блаженного мужа.
Он употреблял все роды пищи, без предосуждения разрешаемые иноческому званию, но вкушал весьма мало, премудро сокрушая и через это, как я думаю, рог кичливости. Итак, малоядением угнетал он госпожу оную, то есть плоть, многого похотливо желающую, голодом вопия к ней: Молчи, перестань; тем же, что вкушал от всего понемногу, порабощал он мучительство славолюбия; а пустынножитием и удалением от людей утолил он пламень сей (то есть телесной) печи, так что он совсем испепелился и угас совершенно. Милостынею и скудостью во всем потребном мужественный сей подвижник мужественно избежал идолослужения, то есть сребролюбия (Кол. 3, 5), от ежечасной смерти душевной, то есть от уныния и от расслабления (и) восставлял он душу, возбуждая ее памятью телесной смерти, как остном; а сплетение пристрастия и всяких чувственных помыслов разрешил невещественными узами святой печали. Мучительство гнева еще прежде было в нем умерщвлено мечом послушания; неисходным же уединением и всегдашним молчанием умертвил он пиявицу паутинного тщеславия. Что же скажу о той славной победе, которую сей добрый таинник одержал над восьмою отроковицею? (то есть гордостью, которая в числе главных восьми страстей есть восьмая).
Что скажу о крайнейшем очищении, которое сей Веселеил послушания начал, а Владыка небесного Иерусалима, пришедши, совершил Своим присутствием; ибо без сего не может быть побежден диавол с сообразным ему полчищем. Где помещу в настоящем нашем плетении венца источник слез его (дарование, не во многих обретающееся), которых тайное делателище и доныне остается, — это небольшая пещера, находящаяся у подошвы некоторой горы; она настолько отстояла от его келлии и от всякого человеческого жилища, сколько нужно было для того, чтобы заградить слух от тщеславия; но к небесам она была близка рыданиями и взываниями, подобными тем, которые обыкновенно испускают пронзаемые мечами и прободаемые разжженным железом или лишаемые очей. Сна принимал он столько, сколько необходимо было, чтобы ум не повредился от бдения; а прежде сна много молился и сочинял книги; это упражнение служило ему единственным средством против уныния. Впрочем, все течение жизни его была непрестанная молитва и пламенная любовь к Богу; ибо день и ночь воображая Его во светлости чистоты, как в зеркале, он не хотел или, точнее сказать, не мог насытиться.