Аспид
Шрифт:
– Точно! Огромный. Жуткий. Но при этом прекрасный.
– Брехня. Если б кто-то привез живого змея об этом на каждом углу трепали бы, – сказал Глеб.
– А это потому что не было его. Я был там. Никто его не видел ни до праздника, ни после. Думаю это и есть настоящий демон. Глаза горят. Чешуя переливается. Крылья из пластин алмазных, изумрудных и сапфировых. А тело черное. Словно из мглы рожденное.
Все замолчали. В полумраке пустой залы стало как-будто слишком душно и мрачно, но в этот момент никто не осмелился бы одергивать штору и впускать в эту вязкую тишину
– И как же продают душу по твоему? – прервал молчание Глеб.
– А вот это вы уже зря затеяли, – в кой-то веки серьезно сказал офицер.
– Почем мне знать, – пожал плечами музыкант. – Старухи говорят, что позвать достаточно. Черт сам придет. Ему души всегда нужны.
– Думаешь любая душа сойдет? Я вот считаю что душа, если она есть, каждая свою цену имеет. Значит не по первому зову придет, а к особенным. Вопрос, каким надобно быть, чтоб чертей заинтересовать? И что потом?
К столу тихо подошел мальчишка, что весь вечер забирал их бутылки и приносил новые.
– Хозяйка хочет чтобы вы ушли или болтать о чертях перестали.
Он быстро ушел, а офицер вернул свойскую ему легкость и добродушие.
– Баста! – встал он из-за стола. – Уходим. Я портить отношения с местной ведьмой не хочу.
Жил Глеб в небольшом доме, сам его называя лачугой старого пьяницы. Хотя дом был вполне крепок и ладен. Крайне пригоден для деятельности молодого егеря, кем Глеб служил. Но спесь и самомнение помнили еще отцовское имение, а потому каждый раз, осматривая свое хозяйство, Глеб разочарованно вздыхал, попутно бормоча: как он ненавидит свою жизнь и как презирает все его окружающее.
Около трех часов ночи вернулся он качаемый игристым и хрипло крикнул:
– Я дома!
Не торопясь к нему вышли две легавые. Старушки остались еще из прошлой жизни. Когда-то натренированы отцом и очень им любимы. Глеб относился к собакам намного лучше чем к себе. Достал из-за пазухи небольшой сверток с порубленным мясом и ласково погладил соседок.
– Спите, значит, лентяйки. Вот вам гостинец.
За окном шумел теплый летний дождь и ветки кустов качались в такт мыслям Глеба. Он огляделся и, стараясь не споткнуться, подошел к своему сокровищу.
– Где же моя Королевна? Вот моя малышка. А это тебе.
Оставшееся мясо он отдал любимому и единственному соколу. Она встрепенулась и сейчас довольно рвала сочный кусок, иногда поглядывая на хозяина. Глеб улыбался.
– А я сегодня, знаете ли, вновь все испортил. Так что скромно живем еще с пару недель. Ну да ничего.
Глеб отошел от сокола и подошел к неказистому шкафу, в котором схоронил экзотические вещи, спасенные из отцовского имения. Из шкафа он достал бутылку шампанского и пыльный кальян, который никто много лет уж не раскуривал. Глеб поставил бутылку и начал разбираться с турецкой забавой.
– Знаю что это странно праздновать неудачу. Но… А чего кручиниться?
Мясистые тучи окончательно раздавили лунный свет такой ясной еще час назад ночи. Теперь уже ливень хлестал смородины во дворе и шумно стучал по кровле. Собаки занервничали.
Глеб развалился в кресле, медленно выпуская кольца дыма. Собаки прислушивались к чему-то, но покорно лежали возле его ног.
– Чертовы турки. Такую вещицу смастерили… Знают толк в покое…
Глеб был хорош собой. Умел бы этим пользоваться, то давно уж поправил свое положение чьим-нибудь приданным. Хорошая фамилия и благородная внешность в мире легко меняются на деньги тех, кто этим не обладает. У Глеба были все качества. Древний дворянский род, европейское образование, высокий рост, ясные глаза и пшеничные волны. В детстве знакомый материн художник рисовал с Глеба ангелочков. Глеб вырос и возмужал, теперь вполне годился для изображения античных героев.
Порывом ветра вдруг открыло окно. Потухли свечи.
– Эх.
Глеб подошел к окну. Собаки скулили, глядя на него.
– Тихо! Еще вашего нытья мне не хватает.
Он хотел закрыть громыхающие о стены створки, но вдруг одна из собак сорвалась с места, оттолкнула Глеба и выпрыгнула в окно. Вторая помчалась следом.
Глеб шел в ночь. Он не видел почти ничего вокруг, переступал осторожно и почти протрезвел от вынужденной сосредоточенности. Глеб хорошо знал эти места. Небольшая роща возле его дома была достаточно безопасным местом, дикие звери сюда не заглядывали, лихие люди в этих краях не водились. Какого черта его старухи помчались во тьму, ответить Глеб не мог.
Ливень был холодный и потрепанная форма егеря почти насквозь промокла. Но Глебу было необходимо найти своих собак. Другой бы, может, оставил это дело, вернутся сами. Собаки же, не дети. В округе безопасно, в роще этой капкан встретить невозможно, как невозможны и прочие неприятности. Но Глеб слишком был привязан к горбатым сукам, чтобы сидеть дома и ждать, когда сами воротятся.
Внезапно он услышал неизвестный ему шум со скрежетом и скуление.
– Вот зараза! На кой ее туда понесло?
Усталый и раздраженный он пробирался сквозь ветки, ища источник неведомых звуков.
Когда он все-таки выбрался из паутины ветвей, Глеб оцепенел.
В центре поляны парил огромный черный змей. Рядом с ним к земле жались собаки, истошно скуля и думая отползти, но не решаясь.
Змей парил не высоко, не более семи локтей от земли, и чем больше Глеб смотрел на него, тем больше понимал, что тот точь-в-точь из рассказа пьяницы музыканта. Шея длинная и тело, как ночь черны, а крылья будто из платин самоцветов. Радужным сиянием переливаются и словно звенят. Глаза у змея огненные и смотрит он в самую душу, словно отыскать ее может в каждом и вынуть.
– Здравствуй, Глеб. Слышал ты в Бога не веришь.
Голос у змея был приятным. Совершенно не страшным, а даже располагающим к доброй беседе.
– Не верю. Но уже задумался, – Глеб немного попятился, но поймав себя на трусости, остановился.
– Не бойся. Я не причиню тебе зла. Меня зовут Аспид. Мне такой как ты нужен. Моя дочь на землю просится, поглядеть как люди живут.
Змей окинул жалкое тело Глеба и, решив для себя что-то, добавил:
– Беспокоюсь я за нее. Присмотришь?