Ассасины
Шрифт:
Чем дальше они удалялись от дворца епископа, тем острее чувствовал Вилк приближающуюся опасность. Он начал волноваться еще в замке тамплиеров. Предчувствие чего-то нехорошего бередило душу, и Вилк, мигнув оруженосцу, дал шпоры своей лошади и очутился рядом с Робером де Сабле. Похоже, оруженосец понял, что хотел сказать рус, и немедленно повторил его маневр. Великий магистр посмотрел сначала на одного, затем на другого, но промолчал. Видимо, он тоже разделял опасения своих слуг.
Но вот кавалькада втянулась в Улицу Менял. Как и остальные улицы города, она не отличалась шириной. Но что касается многолюдья, то этого у нее было не отнять. По сторонам улицы в палатках разных размеров – большей частью полосатых – ютились менялы. Их тут было так много, что, казалось, «дети арабов» [113] только и делают, что с утра до вечера меняют свои динары на таньга, дирхемы на фульсы, а безанты на денье.
113
Под «арабами» горожане разумели кочевников-бедуинов, называя самих себя детьми арабов.
Однако возле палаток большей частью топтались приезжие купцы. По их количеству на Улице Менял можно было предположить, что торговля в Тире процветает, несмотря на то, что город находился под властью франков.
Неожиданно от одной из палаток отделились двое молодых людей и едва не бросились под ноги жеребца Конрада Монферратского. Сопровождавшие его оруженосцы мигом нацелили на них копья, но тут один из них вскричал:
– Отец, благослови!
– Э, да это Расул! – воскликнул удивленный король Иерусалима. – Уберите оружие! – приказал он сопровождавшим его рыцарям. – Это мой крестник, – объяснил Конрад оруженосцам. – Расул! Подойди ко мне.
Юноша приблизился к Конраду Монферратскому и тот перекрестил его. Его товарищ тоже беспрепятственно подошел к королю Иерусалима и стал немного в сторонке. Вилк пригляделся к двум сарацинам и едва не ахнул. Это были заговорщики с кладбища! Только не те, которых он упустил на базаре, а двое других.
– Опасность! – вскричал Вилк. – Защитите короля!
Увы, оруженосцы замешкались, не сразу поняв, почему кричит слуга Великого магистра, а когда до них дошло, уже было поздно. Расул схватил Конрада Монферратского за одежду и нанес ему несколько ударов ножом, спрятанным под халатом. Но сумел только ранить короля. Конрад ударом ноги свалил его на землю, где Расула тут же скрутили оруженосцы.
– Живым брать, живым! – приказал слабеющим голосом Конрад.
Но тут в воздух, словно птица, взвился Наби. Он незаметно сместился к крупу королевской лошади и когда совершил свой немыслимый прыжок, то очутился заспиной жертвы. Сверкнуло лезвие ножа, и Конрад, схватившись за горло, захрипел – Наби перерезал ему сонную артерию. В тот же момент рыцари подняли его на копья. На землю он упал уже безжизненный – как бесформенная куча тряпья.
Вилк и Робер де Сабле не могли прорваться к умирающему де Монферрату – рыцари окружили его плотной стеной; слишком поздно окружили. Да и чем они могли ему помочь? Юноша беспомощно оглянулся и неожиданно заметил, как ему показалось, знакомые лица. Но они выглядывали из-под монашеских капюшонов – двое монахов смиренно стояли в сторонке, как и остальные зеваки. Заметив пристальный взгляд Вилка, они развернулись и скрылись в узкой улочке.
Это те, кого он упустил на базаре! Вилк не стал вдаваться в объяснения, лишь бросил:
– Я скоро вернусь!
Соскочив с лошади, потому как проехать по Улице Менял вообще стало невозможно, он бросился вдогонку за заговорщиками. А что это так, Вилк теперь совершенно не сомневался. Видимо, эти двое замаскировались монахами, чтобы в суматохе закончить то, что начали крестник короля Иерусалима и его напарник; если, конечно, у них ничего не вышло бы. Ведь монахи, святые люди, могли подойти к своей жертве беспрепятственно.
Вилк бежал по улочке, которая казалась коридором – фасады домов мусульман не имели окон, а вся жизнь мужской и женской половины дома происходила во внутреннем дворике, скрытом от посторонних глаз. Монахи словно сквозь землю провалились. «Куда они девались?» – недоумевал юноша. Возможно, спрятались в одном из домов, вход в которые представлял собой лишь калитку с молоточком в виде медной руки, закрепленной на шарнире; этой рукой – раскрытой дланью – стучали, чтобы вызвать хозяина.
Но вот наконец дома закончились и пошли остатки древних сооружений. Вилку показалось, что он увидел, как среди развалин мелькнула черная фигура, и бесстрашно ринулся через заросли репейника. Перебравшись через кучу битого камня, юноша очутился на вымощенной плитами дорожке, которая привела его в просторный дворик. Еще на подходе к нему он услышал голоса, поэтому последние несколько шагов передвигался совершенно бесшумно – как учил дед Вощата.
Осторожно выглянув из-за полуразрушенной колонны, Вилк увидел обоих «монахов», которые спешно переодевались в замызганные халаты. Он не стал долго колебаться и размышлять, как поступить. Выхватив меч короткий скрамасакс [114] , положенный по уставу ордена сервиентам, Вилк выскочил из своего укрытия и крикнул:
– Сдавайтесь! Иначе смерть!
Лжемонахи переглянулись – как показалось юноше, с издевкой, – и, вместо того чтобы исполнить приказ, достали внушительные на вид кинжалы и неторопливо начали приближаться к Вилку. Юноша похолодел. Он вдруг вспомнил рассказ Ачейко о его злоключениях, в которых фигурировал ас-Синан, прозванный Старцем Горы, и ассасины, зловещие наемные убийцы, безупречно орудующие любым оружием. Похоже, ему «повезло» – он как раз и наткнулся на них.
114
Скрамасакс – короткий меч древних германцев. Длина клинка скрамасакса доходила до полуметра, толщина была свыше 5 мм, заточка односторонняя, конец заостренный. У скандинавского скрамасакса клинок был толщиной 8 мм у обуха. Благодаря весу скрамасакса его колющие удары были страшными по силе; он протыкал и хорошую кольчугу, и кожаный доспех.
«Жива» пришла словно сама по себе, настолько мощным было возбуждение юного руса. Неожиданно для лжемонахов – конечно же, это были Авар и Хасан – он весело улыбнулся, словно ему предстояла не смертельная схватка, а дружеская пирушка. Улыбка озадачила даи; франк вел себя несколько необычно. Они могли в любой момент убежать от него, но он видел их лица, а значит, должен умереть. Иначе на карьере им придется поставить жирную точку – таких промахов шейх аль-Джабаль не прощал. В лучшем случае они будут наставниками фидаинов, а в худшем… об этом оба боялись даже подумать.
Ни первый, ни второй вариант, предполагающие лишение свободы передвижений, а то и жизни, их не устраивал.
Вилк вспомнил слова Ачейко, что ассасины обычно пользуются отравленным оружием, поэтому был предельно осторожен. Лжемонахи напали на него с двух сторон, и завертелась такая схватка, в которой Вилку еще не приходилось участвовать. Ассасины обладали потрясающей выучкой и немыслимой скоростью передвижений. Не будь он в состоянии «живы», Вилка убили бы еще в начале поединка. Ассасины двигались еще быстрее, чем рыцарь-монашек, с кем он скрестил меч, когда его принимали в орден.
Но для Вилка выпады противников все равно казались несколько замедленными, чем он и воспользовался: поймав своим скрамасаксом на встречном ударе кинжал одного из ассасинов, юноша резко и сильно крутанул мечом, и клинок наемного убийцы, сверкнув в воздухе, как большая рыбина чешуей, отлетел в заросли чертополоха. Лжемонахи явно опешили, ведь оружно теперь приходилось драться с Вилком только одному, что сильно снижало их шансы остаться в живых.
Вилк надеялся, что тот, кто потерял кинжал, бросится искать его, и тогда он быстро расправится с другим противником. Но ассасин и не думал оставлять поле боя. Он кружил вокруг руса, стараясь зайти ему за спину. Вилк понял, что тот задумал, и решил позволить ассасину провести какой-то прием.