Assистент с причудами
Шрифт:
Телефон молчал всю дорогу. Я поглядывала на экран, ловя себя на мысли, что жду хоть какую-нибудь весточку от Андрея. И злилась на то, что он не пишет.
Мог бы хотя бы написать, что жив, здоров. Или поинтересоваться, в порядке ли я.
Вот и думай потом, что женщинам нужно. То пусть не трогает, не звонит, не пишет, то чтобы был виноват, раз не трогает, не звонит и не пишет.
Полтора часа в электричке пролетели почти незаметно. Время вообще быстро летит, если каждые несколько минут зажигать экран, проверяя, не пришло ли каких-нибудь
Сердце щемило от тоски по природе. Пока бывшее руководство занимается развитием активного отдыха для офисного планктона и колесит по всему миру, я сижу в бетонной коробке и кусаю себе локти.
Так что приятная часть сегодняшней поездки — природа. Первая и последняя приятная часть поездки.
— Аня, добрый день! Не ждали вас сегодня, — поприветствовали меня в «пансионате». Такси от станции довезло быстро. Двадцать минут, и я на месте.
— Забыла предупредить, — улыбнулась девочке с ресепшен. Таня… Уварова. Да, Уварова. Татьяна Семеновна, если совсем точно. Учится в меде, по выходным подрабатывает здесь. Двадцать один год. Родилась… в марте. Я точно поздравляла ее с днем рождения.
Удовлетворенно кивнула. Все-таки память моя на месте. И, наверное, стоит перестать волноваться. Хотя бы сейчас. В конце концов… обычно раньше шестидесяти пяти Альцгеймер не проявляется.
Если не считать мою плохую наследственность.
— Глеб Егорыч сегодня на месте, он упоминал, что хотел с вами встретиться.
— Спасибо, — устроилась на банкетке, переобулась. — Могу идти?
— Да. Я позвоню, предупрежу.
— Спасибо, — повторила, все еще стараясь держать улыбку. — Тань… Как она?
Вопрос, который страшно задавать. Знаю, что ничего хорошего я не услышу. Уже пару лет не слышала. Так что тот случай, когда лучше ничего, чем что-то.
— Поговорите с Глебом Егорычем, — поникла Таня, тут же прячась за стойкой ресепшен.
Я бы тоже лучше спряталась, чем подниматься к главврачу.
Тем не менее уверенно направилась к нему, на второй этаж.
Редкие пациенты гуляли по коридорам под чутким присмотром персонала. Темные коридоры пахли старым деревом, тусклое освещение действовало как успокоительное. Местные… гости, скажем так, в основном пожилые люди, за которыми требуется круглосуточный уход. Редко — пациенты, которые хотят дожить свои последние месяцы в тишине и покое.
— Можно? — постучавшись, заглянула в кабинет Глеба Егоровича.
— Анюта? Проходи, — пригласил мужчина. Привычным жестом он снял очки, протер стекла и вернул их на место. Средних лет, немного полноватый. Сколько лет мама находится в этом месте, Глеб Егорович — бессменный руководитель. Приятный, общительный. И всегда предельно честный. Запредельно честный.
— Какие-то проблемы с оплатой? — уточнила сразу. Не любила эти вопросы, так что лучше сразу все уладить. Пару раз уже было — то платеж задержался, то реквизиты выдавали старые. Бегай потом, ищи — куда пропало, когда вернут, пройдет, и откуда взять внеочередной платеж для внесения в кассу, пока электронные гуляют черт пойми где.
— Нет, насколько я понимаю, здесь никаких проблем нет. Бухгалтерия, во всяком случае, не передавала. Но в некотором роде оплаты тоже коснемся.
Ну вот. Даже не удивлена, наверное. Цены везде растут, почему тут сделают исключение? Только я надеялась, что хотя бы до Нового года повременят.
— Хотел предупредить, чтобы вы не торопились вносить деньги за следующий месяц.
— Это… почему?
— Ваша мать… — мужчина вновь протер очки. — Понимаю, вряд ли вам кто-то это скажет, кроме меня. Сами понимаете — заведение частное. Тем не менее. В общем… Я не думаю, что ваша мать дотянет до следующего месяца.
Я осела. Хорошо, стул оказался за спиной.
— Всё…. Так плохо?
— Ань… Она и так держалась столько лет. В среднем с ее диагнозом живут пять, ну, семь лет. Каждый следующий год — это уже подвиг. По статистике….
— Давайте без этого, — оборвала я Глеба Егоровича. Потому что всю статистику знала не хуже мужчины.
— Тринадцать лет — это большой срок. Последние полгода…. Ты и сама видела, как быстро она начала тухнуть.
Нет, не видела. Растерла лицо руками.
Не видела. Не хотела.
Когда родной человек столько лет медленно катится в бездну, сложно отмерить, когда «конец» все-таки начинается.
— Валентина больше недели не встает. Еда… Ты и сама знаешь. Сейчас стараемся кормить, но приходится прибегать к капельницам. В ее состоянии любая простуда может стать последней.
— Я могу с ней увидеться?
— Да… Конечно, да. Мы оказываем ей лучший уход…
Да я не это проверять собралась.
— Иногда в таком состоянии родственники забирают родителей домой. Но я бы не советовал. Это, вероятнее, только усугубит.
— Она…
Не стала спрашивать. В несколько моих последних визитов мама уже не узнавала меня. Почти не говорила.
— Мы будем держать в курсе, — пообещал Глеб Егорович.
— Я знаю, спасибо. Где она сейчас?
— Третий этаж. Шестая палата.
Попрощавшись, отправилась к маме. Хотя чувствовала — ноги просто не хотят идти в ту сторону.
«Как дела?»
Новое сообщение. От Андрея. Как обычно — не вовремя.
«Плохо. Не пиши мне».
ПРОДА 19,10
Грубо, но за это я смогу извиниться попозже. Сейчас не до Андрея. Добрела до палаты, не представляя, что мне делать дальше. Видеть маму в таком состоянии… Никому не пожелаешь. Дверь в палату оказалась прикрыта, но через широкое глухое окно можно было увидеть всю комнату.
Мама лежала на кровати-каталке, рядом с ней дежурила медсестра. Молодая девушка проверяла установленную капельницу. На тележке рядом с койкой лежало судно (на нижней полке) и куча медицинской мелочи. Вата, бинты, склянки с мазями и жидкостями.