Аста ла виста, беби!

Полякова Татьяна Викторовна

Теперь женщина отнеслась к вопросу серьезно, наверное, вспомнив, что парня застрелили в больнице.

— Нет. Ерунда. Шеля цеплялся ко всем подряд. Наши этого придурка хорошо знают, и никто на него внимания не обращал. А этот на рожон полез, когда Шелю выкинули. Он меня своей матерщиной вконец достал. Не могу сказать, что я из благородных девиц, но всему должна быть мера. Ну я Ваське и сказала: убери отсюда эту пакость. — Тут женщина досадливо поморщилась, решив, что мужа упоминать не стоило. — Когда этот стал вопить, Васька ему сказал: «Сиди тихо, а то тоже пойдешь на воздух». Вот тут он пушку

вытащил, да еще Ваге по зубам ею заехал. У того все зубы вперемешку на пол: и свои, и золотые. Вага у него пистолет выбил и давай его молотить. Тот на карачки. Вага его за шиворот и выбросил во двор. Тут бы все и угомонились, но этому дураку в грязи не лежалось, он в дверь ломиться начал. Шеля тоже осмелел, оба крик подняли. И тут нелегкая принесла дурака Сему.

— Это который трижды сидел?

— Ну… Он идет полупьяный, оттого особо злой, а парень этот его обозвал ни за что, да еще въехал по морде. А у Семы кулаки как кувалды, он и пошел его месить… Потом уж мужики поняли, что добром это не кончится, оттащили. Шеля еще раньше сбежал, а этот чуть живой. Выволокли его к гаражам. Я Ваську послала посмотреть, что с ним. Он вернулся, говорит, парень вроде не дышит. Ну, я испугалась, «Скорую» вызвала. Хоть и дурак, а все равно жалко. Пушка его до сих пор у меня спрятана. На всякий случай. Думала, вдруг явится. Теперь, конечно, не явится, — вздохнула она. — Но если вам интересно мое мнение, никто его здесь убивать не собирался. Пьяная драка. Здесь что ни день кто-нибудь кому-нибудь башку прошибет. Придурки. Убили его по другой причине, здесь не ищите. Только время потеряете.

— Что вы о нем знаете? Может, мужики что говорили?

— Зовут Генка, я слышала, его так Шеля называл. Приезжий. Сидел. Думаю, вместе с Шелей и сидел, оттуда и дружба. У нас здесь почти все сидели, но этот не из блатных. С пушкой таскается, разговор другой, да и вообще… часы дорогие, одет прилично, и деньги у него водились. Он скорее из этих, из братков. Наверняка от своих у Шели прятался, но они его нашли и пристрелили.

— Это так мужики говорят?

— Ага. Голову ломали, кому надо было огород городить из-за такого придурка. Вот и надумали.

— Что ж, очень может быть, что так оно и есть. Где найти Шелю? Как его, кстати, зовут по-человечески?

— Черт его знает. Шеля и Шеля. Они же как собаки, все по кличкам. Мой к имени года два привыкал, а все равно иной раз будто не слышит, а рявкни: «Пятерня», сразу уши торчком. Живет где-то на Пушкарской, точнее не скажу.

— Шеля после драки здесь не показывался?

— Нет. Он теперь недели две не появится. Может, и больше, если узнал, что дружка убили.

— Понятно. Пистолет где? — помедлив, спросила я.

Женщина встала и вышла из комнаты. Когда вернулась, в руках у нее был сверток.

— Что ж, — сказала я, поднимаясь. — Большое спасибо за то, что уделили мне время.

— Пожалуйста, — усмехнулась женщина, и мы вместе вышли в зал.

Василий устроился за стойкой и откровенно скучал. Увидев нас, насторожился, взглянул на жену, но, не обнаружив на ее лице следов недовольства, успокоился. Проводил меня взглядом, его примеру последовали все посетители. Взгляды были скорее любопытными, чем враждебными, но и против враждебных я не возражала, в конце

концов, взгляды — это только взгляды.

Оказавшись на улице, я прикинула, как далеко отсюда Пушкарская. Вроде бы недалеко. Машину, пожалуй, лучше оставить здесь, дабы не привлекать лишнего внимания. Я направилась в переулок, поглядывая на редкие таблички на домах с названиями улиц. Наконец обнаружила нужную и свернула. Пушкарская улица небольшая, застроенная двухэтажными домами. По одной версии, здесь когда-то лили пушки, по другой — стоял какой-то полк, у которого эти самые пушки были в ходу. Не знаю, как раньше, а сейчас улица выглядела исключительно мирно. Липы, кусты сирени, акация в палисадниках. Тихие дворики, на скамейках старушки, сплошная идиллия. «Сашке бы здесь понравилось», — подумала я, а заодно принялась гадать, где сейчас мой пес.

Заглянув в один из двориков, я увидела компанию мужчин, игравших в домино под липой. Патриархальность здешних нравов умиляла. Я подошла и вежливо поздоровалась, мужчины при моем появлении смолкли и смотрели на меня с интересом.

— Я ищу Шелю, — сообщила я. — Кто-нибудь знает, где он живет?

— Кольку, что ли? — спросил самый старший.

— Наверное, — пожала я плечами.

— Да Колька, Колька, — кивнул его сосед справа. — Через два дома по этой стороне, первый этаж, там спросите.

Я поблагодарила и пошла дальше. Дом, где жил Шеля, тоже оказался двухэтажным, дверь единственного подъезда была распахнута настежь, но в подъезде было чисто, у двери постелен полосатый половичок. Я позвонила в ближайшую квартиру. Дверь открыла молодая женщина с ребенком на руках.

— Вам кого? — спросила она с удивлением.

— Николая. Не подскажете, в какой он квартире живет?

— Колька? — Она быстро оглядела меня с ног до головы, теперь удивление просто переполняло ее. — А вы кто?

— Я из милиции, — со вздохом сообщила я. Ребенок неожиданно заплакал, хотя до той поры был увлечен пластиковой рыбкой, а женщина вроде бы тоже приготовилась реветь вслед за ним.

— Чего он опять натворил?

— Может, мы поговорим в квартире? — внесла я разумное предложение.

— Скотина безмозглая, — прошептала женщина. — Ведь сколько раз ему говорила… Вы проходите, проходите, вот туда… — Она отступила в сторону, пропуская меня, и кивнула на дверь. — Вон он, красавец, отсыпается. Работать у него, видишь ли, здоровья нет, а пить да жрать сколько угодно. Убила бы сволочь… — Говоря все это, она трясла ребенка в надежде, что тот успокоится. — Да замолчи ты! — рявкнула на него женщина. — Вылитый папаша. Еще один алкаш на мою голову. — Мальчонка, которому от силы было месяцев десять, от такого прогноза разом присмирел.

На диване возле окна лежал мужчина лет тридцати, в трусах и одной тапке. Под головой вместо подушки почему-то был тулуп. В маленькой комнате, кроме дивана, с трудом уместились шифоньер, стол, с зажатой между ними детской кроваткой, тумбочка с телевизором и холодильник. Женщина положила малыша в кроватку и повернулась ко мне:

— Чего он натворил-то?

— Дружка его убили, — ответила я, оглядываясь.

Женщина извлекла из-под стола табуретку и подвинула мне, сама села на диван, ткнув благоверного кулаком в бок, чтобы подвинулся.