Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной
Шрифт:
— Костенька, это какая-то ерунда… Я ничего подобного не делала, ты же знаешь… Не верь, пожалуйста, этой старухе, она сумасшедшая! Скажи, что ты не веришь этой безумной чепухе, ну скажи же!
Каменев молчал. И тогда Юрикова опустилась на единственный свободный стул и молча уставилась почему-то на свой портрет на мольберте: скорее всего, ей было все равно куда смотреть. Каменев опустил голову и закрыл лицо ладонями. Так они и сидели друг против друга, в полных отчаянья позах, и казалось, что в комнате никого, кроме них, нет. Остальные замерли, ожидая, что будет дальше.
А дальше было вот что. Громко и требовательно прозвенел
— Проходите, господин инспектор! Мы уже ждем вас! — громко сказала Апраксина.
И только тогда Юрикова подняла голову и посмотрела на полицейских. Глаза ее расширились.
— Это что… за мной? — спросила она.
— Да, госпожа Анна Юрикова, это за вами, — с глубоким участием в голосе сказала Апраксина. Анна встала, вздохнула и выпрямилась. А графиня продолжала: — Вы можете собрать необходимые вещи и документы. За квартиру и картины не беспокойтесь: все будет немедленно опечатано, я за этим прослежу.
— Вы очень любезны, графиня! — сказала Анна почти прежним своим голосом и добавила, ни к кому не обращаясь: — Что я могу взять с собой?
— Немного белья, туалетные принадлежности и самое необходимое из верхней одежды. Не забудьте взять что-нибудь теплое для прогулок. И обязательно паспорт, банковскую карточку, чеки. Драгоценности, если они на вас есть, снимите и оставьте дома — их опечатают особо.
Юрикова сняла с руки перстень с изумрудом и положила его на стол.
— Это принадлежит господину Каменеву, — сказала она. — Пусть он возьмет это себе.
Каменев не шевельнулся.
Мириам и Ада сидели, оцепенев, и молча наблюдали за происходящим, а Ташенька подтянула ноги и забилась в уголок дивана, грызя кулачок. В глазах ее сверкали и страх, и слезы, и восторг.
Юрикова прошла в спальню и хотела прикрыть за собой дверь, но по знаку Миллера Руппи встал в проеме, придерживая дверь рукой, однако спиной к спальне. Минут через пять Юрикова вышла уже в брюках и свитере, неся на руке небольшой ворох одежды. Сопровождаемая все тем же деликатным полицейским, она вышла в прихожую, потом в ванную. Наконец она вернулась в гостиную. Теперь на ней был надет зеленый плащ, волосы были собраны в узел, а в руке она держала дорожную сумку с вещами.
— Я готова, — сказала она Миллеру.
— Хотите проститься с вашим другом? — спросила ее Апраксина. — Может быть, что-нибудь сказать ему, поручить, например, нанять адвоката: я ведь знаю, что у вас в Мюнхене нет близких людей, кроме господина Каменева. Мы все можем выйти на лестницу и оставить вас ненадолго вдвоем. Под надзором инспектора Миллера, конечно, и говорить вам придется по-немецки само собой.
Юрикова вопросительно поглядела на Каменева. Почувствовав ее взгляд, он поднял голову. В его глазах за очками блестели слезы, но губы были крепко сжаты. Он повел головой из стороны в сторону и вновь опустил ее. И тогда Юрикова, ни на кого больше не взглянув, повернулась к дверям, ожидая команды к выходу.
— Так вы что же, господин Каменев, так и дадите ее увести? — негромко спросила Апраксина.
— Елизавета Николаевна, простите меня, я не очень понимаю… Столько всего произошло… Я что, должен помочь Анне с адвокатом? Но это было бы как-то странно после всего, что тут выяснилось. Простите, я вас совсем не понимаю!
— Да бросьте вы, господин Каменев, все-то вы отлично понимаете! Только самого главного не поняли, вот это и страшно. А я-то, дура старая, водила вас то в церковь, то на кладбище, истории вам всякие душещипательные рассказывала, все старалась пробудить в вас совесть, покаяние… Нет, вы определенно меня разочаровали. А вы, Анна, не спешите! Поставьте-ка свою сумку в угол и сядьте снова на свое место. Да садитесь же, говорю вам!
Анна оглянулась на Миллера — тот кивнул ей, и тогда она осторожно поставила свою сумку у дверей, прошла к своему стулу и села.
— С чего же начать? — в раздумье произнесла Апраксина. — Ну, хотя бы с этого. — Она подошла к столу, взяла перстень с изумрудом и протянула его Анне. — Возьмите это себе на память. Берите, берите, не стесняйтесь! Я знаю, что предлагаю: этот перстень фальшивый от металла до камня — дешевый сплав вместо золота и чешское стекло вместо изумруда.
Анна взяла перстень, но надевать его не стала, а просто держала в руке и глядела на Апраксину, чего-то ожидая.
— У нас, Анна, будет еще время поговорить наедине, и тогда, я уверена, вы простите меня за этот час, который вам пришлось пережить. Но сейчас необходимо выяснить вещи неотложные. А теперь, мои дамы и господа, — она перешла на немецкий, чтобы Миллер и полицейские тоже могли понимать происходящее, — вы присутствуете при событии, которое многим из вас запомнится на всю жизнь: при раскрытии преступления, давно задуманного, выношенного и тщательно спланированного. Оно готовилось семь долгих лет и сорвалось по чистой случайности. Это вам, господин Каменев, будет предъявлено обвинение в этом преступлении.
— В убийстве моей жены? — вскинулся Каменев. — Да вы соображаете, что вы говорите? Да нет… Анна совершенно права — вы просто сумасшедшая старуха, изображающая здесь детектива. Сначала вы оклеветали ее, а теперь принимаетесь за меня? Я не желаю участвовать в этой трагикомедии и немедленно ухожу отсюда. Если полиции от меня что-то в самом деле нужно, инспектор может прислать мне повестку обычным путем. — Он резко поднялся со стула и направился к двери.
— Инспектор! — негромко окликнула Миллера графиня.
Инспектор что-то негромко сказал второму полицейскому, Йохану, тот сделал короткое движение, раздался щелчок — и вот уже Каменев удивленно разглядывал свои руки, сцепленные парой новеньких блестящих наручников.
— Вы арестованы, господин Каменев. Постановление будет выписано незамедлительно по вашем прибытии в полицию, а оттуда вас переправят в городскую тюрьму. И там вы на собственном опыте хотя бы отчасти узнаете, через что уже однажды прошла ваша бывшая подруга Анна Юрикова. Вы уже сегодня поймете, что нет на свете звука страшнее, чем лязг захлопывающейся двери тюремной камеры и скрежет ключа в ее замке. И хотя мюнхенская городская тюрьма по части удобств не идет ни в какое сравнение с внутренней тюрьмой КГБ, вы очень скоро поймете, что это было безбожно — именно безбожно! — допустить, чтобы Анна снова прошла через это. А ведь я так: старалась пробудить в вас хотя бы каплю жалости к ней… Ну да ладно, приходится признать, что проповедник из меня никакой. Но вот зато детектив я первоклассный, смею вас уверить! Итак, мы продолжаем. Можете пока сесть — я буду задавать вам вопросы.