Астрель и Хранитель Леса
Шрифт:
Птичка Чересчур уселась на каминную доску, недовольно переступая лапками: слишком жарко. Потом перепорхнула на спинку кресла.
– Глупо, очень глупо, – недовольно прочирикала она. – Не знаю, как у вас, у людей, но у нас, у птиц, это называется любовь с первого взгляда. А потом, глядишь, все не то и не так. Чересчур поспешно!
Птичка Чересчур сорвалась с места, покружилась немного и уселась на плечо Ренгиста Беспамятного.
– А все равно она мне понравилась, эта Астрель, – с вызовом вскинула голову птичка Чересчур. – Да! Очень
Дверь со стуком распахнулась, в зал ворвался Гвен.
– Где она? Куда вы ее спрятали? – закричал он, озираясь по сторонам. Юноша начал метаться по залу, с грохотом опрокинул стул. – Я бежал за ней, а она… как в воду канула. Где она?
Никто ему не ответил. Тетушка Черепаха хмуро молчала. Ренгист Беспамятный дремал. Лицо его подергивалось, и было видно, что ему снятся бессвязные, путаные сны.
– Я увидел ее внизу на лестнице, – топнул ногой Гвен. – Она обернулась и, клянусь, поглядела на меня. Ей мешали волосы, она откинула их и поглядела на меня. А когда я выскочил на улицу, ее не было. Исчезла!
Шли люди, но ее нигде не было. Потом мне показалось, что она пробежала мимо таверны. Блеснули ее волосы в свете фонаря. Я кинулся туда – опять никого! Где она, говорите, я заставлю вас сказать!
– Бедная, бедная девочка… – вместо ответа прошептала тетушка Черепаха. Охая, она принялась подбирать осколки посуды и складывать их в свой жесткий передник. – Лишь бы она успела.
Снизу послышался стук. Кто-то стучал в дверь. Сначала негромко. Потом кто-то несколько раз ударил в дверь кулаком.
– Она! – Гвен как молния бросился к окну, и тут же голос его разочарованно упал: – Нет… Это не она. Какой-то человек. Странный такой…
Тетушка Черепаха выпрямилась, кряхтя потерла поясницу.
– Кого еще принесло? – проговорила она. – Нет покоя моему господину. А он так слаб и болен.
Тетушка Черепаха заковыляла к окну.
– Чудной какой-то, – удивленно протянула она. – И одет несуразно. На шее шарф, а на плече…
Птичка Чересчур перепорхнула к окну.
– Да это же кот! У него на плече кот! – возмущенно запищала она. – Да еще полосатый. Ну, знаете ли! Это уже чересчур!..
Тем временем Астрель, невидимая в сумерках, одним духом перебежала мост Зевнивовесьрот. Ей казалось, что в груди у нее, раскачиваясь, бьет колокол. Не вздохнуть.
Заслышав ее частые, пугливые шаги, сборщик податей протянул свою короткопалую руку и чуть было не ухватил девушку за край платья.
– Кто тут? – хрипло крикнул он в пустоту. – Эй, деньги плати! Плати деньги!
Но Астрель была уже далеко. Не чуя под собой ног, она бежала по улицам. Каждое освещенное окно пугало ее. Свет уличного фонаря на углу заставил ее шарахнуться в сторону, словно она была ночной птицей.
Еще издали она увидела, как одно за другим зажигаются окна в королевском дворце. Слуги вереницей переходили из зала в зал, зажигая висячие люстры.
Астрель застонала. Нет, быстрее она бежать не может. А надо быстрее. Под навесом темной арки неподвижно стояли стражники, не то люди, не то статуи. Надвигающаяся ночь давила тишиной, унынием, медленно текущим временем.
Волосы Астрель зацепились за чугунный завиток решетки. Астрель безжалостно рванула спутанную прядь. Один из стражников закашлялся, прочищая горло.
Но Астрель уже торопливо бежала через сад. Розы погасли в темноте, утонули в густой черной зелени.
Лестница… Боже мой, какая она длинная! Кажется, тысячи и тысячи ступеней. Скорее! За ее спиной слышны мерные, важные шаги. Это поднимается по лестнице слуга, чтобы зажечь свечи в ее комнате. Астрель собрала последние силы. Что с ней? Ноги словно скованы цепями. Стон вместо дыхания…
Астрель рывком распахнула дверь. Все! Какое счастье, она не опоздала.
Слуга с тяжелым канделябром в руках, ступая по мягкому ковру, поднялся на самый верх лестницы.
В последний миг он успел увидеть, как закрывается дверь в комнату принцессы Сумерки. Мелькнул край серебристого платья и туфелька с острым каблуком.
Глава XI
Суд над братьями-рыбаками
И главное:
король сам скрепляет приговор печатью
Рано утром, едва только стукнула в окне первая рама, по улицам города прошел королевский глашатай.
Одежда его пестрела пышными гербами, в руке он нес длинный свиток, перевитый лентой.
– Суд! Сегодня в десять утра состоится суд! Справедливый и великодушный, в десять утра! – монотонно и равнодушно выкрикивал он на всех перекрестках.
Но у каждого, кто его слышал, тоскливо замирало сердце. Что-то будет!
День выдался непогожий, унылый. Клочковатые тучи затянули солнце. Ветер разгонял их, но тут же наползали новые.
Задолго до назначенного срока у высоких стрельчатых дверей собрались жители города. Тревожные лица. Старики грузней, чем обычно, опирались на посохи. Дети пугливо жались к матерям.
Ровно в десять стражники распахнули двери, на створках которых были вырезаны львы с грозно оскаленной пастью.
Люди, притихнув, вошли в тускло освещенный зал.
На помосте стоял длинный стол, покрытый скатертью с тяжелыми кистями, и судейские кресла. Все виделось в какой-то дымке. Судьи в черных мантиях шевелились, как летучие мыши. Мутно белели в полумраке их руки и лица.
Пустовало только одно кресло. Это было кресло главного судьи Каргора. Время шло, но Каргор на этот раз что-то запаздывал. Так еще не бывало. Судьи перешептывались, наклонялись друг к другу, искоса то и дело поглядывали на пустое кресло.