Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь
Шрифт:
Сторгатан, 30, Виммербю. Здесь живет главный редактор Блумберг с семьей и находится редакция его газеты в 1920-е гг. За углом – типография, где каждую среду и субботу печатается газета. Когда отец работает, сидя в редакторском кресле, в оживленном доме многодетной семьи беготня и шум становятся смертным грехом. (Фотография: Региональный музей Восточного Готланда)
Вот почему лишь немногие шведки – особенно в провинции – понимали, как избежать нежелательной беременности. Эти обстоятельства освещает журналист Эстер Бленда Нордстрём в своей документальной книге «Девушка
Были в те годы и другие первопроходцы, боровшиеся за права женщин, в их числе – родившаяся в Норвегии Элисе Оттесен-Йенсен, которую также называли Оттар. Она ездила по Швеции, пропагандируя гигиену секса и осуждая лицемерный закон о контрацепции. В чемодане Оттар привозила образцы пессариев, плакаты с инструкциями, брошюры и свой памфлет 1926 года «Нежеланные дети. Обращение к женщинам». Ее пропаганда свободной, лишенной страха сексуальной жизни женщины продолжалась и в 1930-е, когда женское движение стало неотъемлемой частью социал-демократического движения в Швеции, а призыв Оттар надолго пережил ее саму: «Я мечтаю о том дне, когда все рожденные дети будут желанными, все мужчины и женщины – равными, а сексуальность станет выражением сердечности, нежности и наслаждения».
Когда в 1913 г. Райнхольд Блумберг купил «Виммербю тиднинг», у него не было опыта работы редактором и журналистом и он ровным счетом ничего не знал об издательском деле. Зато был выдающимся предпринимателем. На момент своей смерти в 1947 г. Блумберг был, по меркам нашего времени, мультимиллионером. Но наследников у него осталось много: прежде всего вдова от третьего брака, затем десять из тринадцати детей, оставшихся в живых. Среди них и Ларс Линдгрен, урожденный Блумберг. (Фотография: Частный архив)
Астрид Линдгрен заплатила высокую цену за роман с Блумбергом. Она лишилась работы и перспективы в дальнейшем найти место в газете покрупнее, чем «Виммербю тиднинг». А осенью 1926 года, когда беременность стало трудно скрывать, Астрид пришлось покинуть родной дом и город и отправиться в Стокгольм, где весной 1925 года она два месяца посещала школу живописи Хенрика Блумберга. Спустя пятьдесят лет в заметках для Маргареты Стрёмстедт Астрид Линдгрен описывала расставание с Виммербю как радостное бегство:
«Никогда еще о такой ерунде столько не сплетничали, во всяком случае в Виммербю. Быть объектом сплетен – все равно что сидеть в яме со змеями, и я решила покинуть эту яму как можно скорее. И что бы там кто ни думал, из дома меня, как в старые добрые времена, не прогнали. Отнюдь нет! Я сама себя выгнала. Ничто меня не могло удержать».
В старости Астрид рассказывала также, что сняла комнату в пансионате, поступила на курсы стенографии и машинописи и однажды случайно прочитала о некой столичной женщине-адвокате, помогающей незамужним беременным женщинам в сложных обстоятельствах. Астрид нашла ее, и адвокат помогла девушке в ноябре 1926 года уехать в Копенгаген и родить в Королевском госпитале – единственном в Скандинавии, где имена родителей ребенка можно было сохранить в тайне и откуда информация не поступала в Отдел регистрации населения или другие государственные органы.
Аккуратным почерком велись протоколы в переплетенных в кожу журналах заседаний окружного суда Севеде за 1926–1927 гг.;
Вся эта таинственность объяснялась в биографии Стрёмстедт 1977 года тем, что восемнадцатилетняя Астрид не желала продолжать отношения с Блумбергом. А в одной из заметок для биографии шестидесятидевятилетняя Линдгрен добавляла: «Тогда это имело для меня большое значение». Слова эти ни на йоту не приближали Стрёмстедт к пониманию ситуации и в биографию не вошли. Однако туда вошла информация о том, как удивлялась стокгольмский адвокат, узнав, что молодая женщина осталась со своей проблемой совершенно одна. Много раз она спрашивала, почему Астрид так одинока:
«„Неужели вам совсем не с кем поговорить?“ – „Нет“, – отвечала я как можно невиннее. Она же не знала, что на самом деле „мы не выносим сор из избы“!»
До такой степени одинока осенью 1926 года Астрид Эриксон все же не была. Несмотря на позор, навлеченный дочерью на семью, родители ей помогали чем могли, и помощь она принимала. А вот о том, что в последние месяцы беременности, до самых родов в Дании, Астрид постоянно общалась с отцом своего ребенка, она в заметках для Стрёмстедт не упомянула. С отъезда в Стокгольм в конце августа Астрид и Райнхольд искали так называемый «дом разрешения» – частный родильный дом, где Астрид неприметно родила бы, а затем на неопределенное время передала бы ребенка приемной матери в Швеции. Хотя Блумберг и рассчитывал на скорую женитьбу, с этим приходилось подождать, и беременность Астрид, как и предстоящие роды, держали в строжайшем секрете из-за бракоразводного процесса. Райнхольд Блумберг не проживал с супругой, но формально все еще был женат на фру Оливии, и та не позволила бы ему легко – и, главное, дешево – отделаться.
Поначалу, переехав в Стокгольм, Астрид рассчитывала найти частную клинику неподалеку от столицы, но вскоре они с Райнхольдом передумали и решили подыскать родильный дом в каком-нибудь провинциальном городе, где девушку никто не знает. В самый последний момент выбор пал на совершенно другое место и другую страну.
Многочисленные действия этой драмы зашифрованы между строк объемных детальных протоколов бракоразводного процесса Райнхольда и Оливии Блумберг в судебном архиве округа Севеде за 1926–1927 годы. Процесс проходил в ратуше Виммербю и протоколировался в большие, переплетенные в кожу журналы судебных заседаний, которые в наши дни хранятся в Региональном архиве Вадстены. Причиной судебного разбирательства стало несогласие супругов относительно права мужа распоряжаться состоянием жены. Вот как красноречивая Оливия Блумберг описывала ситуацию в суде:
«Мой муж испытывает болезненное желание завладеть тем, что причитается мне. Во всем, да, даже в самой малости муж преследует меня из-за скромного моего личного состояния».
Конфликт между супругами возник в начале 1922-го, через два года после заключения брака (для Блумберга – второго по счету) и появления дочки, умершей вскоре после рождения. Отношения ухудшались, супруги стали скандалить – с громкими спорами, криками и хлопаньем дверями. Ситуация обострилась, и Блумберг решил объявить свою непредсказуемую, как он собирался доказать, жену недееспособной, после чего она потребовала раздельного проживания. Причиной тому, наряду с его попытками добраться до ее денег, послужили его романы с юными иностранками, работавшими в доме – как работала когда-то сама Оливия, прежде чем в 1920 году стала фру Блумберг.
Судя по записям судебных заседаний, главный редактор «Виммербю тиднинг» ничего не слышал о новоприобретенных правах шведских женщин, правда в общественной жизни Швеции первой половины 1920-х годов и вообще трудно обнаружить хоть намек на существование этих прав. Зато Блумберг много знал о деньгах, возможностях инвестирования и пристально следил за потенциальными притоками капитала, которые могли послужить развитию его предприятия. В отличие от фру Оливии, сердце главного редактора не лежало к накоплениям, надежным ценным бумагам и складированию серебра в сундуке. Как заметил один свидетель в суде, «он страдал от тяги к бизнес-спекуляциям».