Астро. Любовник Кассиопеи
Шрифт:
И знаете, почему я с такой уверенностью расшифровал «Н» в названии ее корабля? Потому что буквально через несколько минут после того, как черно-зеленая туча этих двухметроворостых разлетелась от Л-А по всей Калифорнии, на выдвижном капитанском мостике их проклятого корабля появилась в сопровождении свиты сама FHS-77427, действительно очень похожая на голливудскую Миллу Йовович, только вдвое выше нее! То есть если летающие гуманоиды в их зеленых комбинезонах были ростом два метра тире два двадцать, то их капитанша FHS-77427 была ростом метра три, а то и больше! Я не хочу загружать свой рассказ цитатами из Метерлинка, но выход
Она появилась на своем выдвижном капитанском мостике, как опереточная прима на сцене провинциального театра, — в рыцарских доспехах а-ля межпланетная Жанна д’Арк. Возможно, там, откуда они прилетели, она, изучая Землю по нашим телепрограммам, насмотрелась The Tudors, Shakespeare in Love и других исторических фильмов и сериалов. Не спеша подойдя к краю капитанского мостика, она, не повернув головы, протянула влево свою царственную руку, и тотчас один из ее двуметроворостых слуг положил в эту руку небольшой перламутровый (или лазерный) бинокль, который FHS-77427 поднесла к своим глазам и стала через него рассматривать Лос-Анджелес.
Гигантский и практически мертвый город, частично разграбленный городской чернью в последние часы бегства богатого населения, простирался перед ее холодными глазами. Не знаю, сравнивала ли она небоскребы «Банка оф Америка», «Калифорнийской Плазы-2», «Вэлс Фарго-3» и еще сотню самых высоких зданий города с построенными ее предками египетскими пирамидами или бесконечную перспективу застроек Голливуд-фривэя с какими-нибудь марсианскими или кассиопейскими пейзажами и в чью пользу она вынесла свое решение. Никакого выражения лица не запечатлели ее корабельные видеокамеры, показывающие землянам эту космическую царицу, захватившую нашу планету. Думаю, что с таким же бесстрастным лицом рассматривали покоренные города Александр Македонский, Тамерлан и Наполеон.
Впрочем, не так уж и долго длился этот обзор омертвевших городских окрестностей. Буквально через несколько минут со всех концов горизонта стали возвращаться в город летающие неизвестно на каких двигателях (вшитых в их комбинезоны? вмонтированных в их шлемы или в башмаки?) эти тучи зеленых гуманоидных особей. Отяжеленные почти непосильной даже для них ношей, они летели медленно и тяжело, как бомбардировщики. Но не к своему кораблю и не к своей царице-матке. Очень скоро мы поняли цель их полета — открытый стадион «Мемориал Колизей», почти античная, построенная в 1923 году, чаша с трибунами на девяносто три тысячи зрителей.
Да, именно туда они тащили свой еще непонятный нам груз, но вскоре и эти ноши, и общий замысел их работы стал определяться со всей своей ужасной простотой и откровенностью.
Каждая или каждый (комбинезоны и шлемы скрывали их пол) из этих зеленых гуманоидов волокли в своих лапах по гигантскому, весом чуть ли не в полтонны гранитному кубу, вырубленному, наверно, в соседних с Л-А хребтах Сан-Бернардино, Сан-Хасинто, Сан-Габриэль и Сан-Горгонио. А дальше я снова передаю слово Метерлинку:
«…Едва уляжется неурядица, произведенная шумным падением пчелиного роя [в новый улей], как уже в смешанной массе замечается разделение, очень определенное и совершенно неожиданное. Самая большая часть пчел, подобно армии, которая повиновалась бы только очень определенному
В это время остальные пчелы, то есть все оставшиеся в низу улья осматривают здание и предпринимают необходимые работы. Пол заботливо подметается, и сухие листья, веточки, песчинки одна за одной уносятся… Потом они осматривают все щели, наполняют и покрывают их пчелиной смазкой и начинают полировку стен с верха до низа здания…»
Я прошу прощения за длинную цитату, но работа этих невесть откуда прилетевших на нашу голову межпланетных гастарбайтеров (или гастарбайтерш) шла именно с таким пчелиным упорством и с такой же организованностью. Этот черно-зеленый рой с неимоверной сноровкой складывал гранитные кубы друг на друга, скреплял их не знаю каким образом, тут же полировал швы, прорезал водостоки, и буквально через час на огромном зеленом поле стадиона «Мемориал Колизей» стало рождаться здание, удивительно и пугающе похожее на…
Сидя в своем доме в Sunny Pine, я оторвался от телеэкрана, испуганно глянул на Кэт и прочел в ее глазах точно такой же испуг.
Они строили Чичен-Ицу!
Да, хотите — верьте, хотите — нет, но в рубленых и ступенчатых формах этого глухого каменного сооружения с косыми стенами, боковыми лестницами и внутренними вентиляционными ходами мы с Кэт одновременно угадали и почти вслух произнесли:
— Чичен-Ица! Канкун!
Но в этот миг изображение пропало с экрана.
2
Четырнадцать лет назад, в Рождество, наш новенький, только что спущенный на воду красавец-авианосец «Джон Кеннеди» пришел в Мексику на рейд Пуэрто-Морелос. И едва мы бросили якоря, как вся наша молодежь сиганула в увольнение по ночным дискотекам Канкуна, что в сорока милях на север от порта Морелос. А я и еще трое офицеров среднего возраста (мне тогда было тридцать) отправились в том же Канкуне в древний парк Шкарет, чтобы сплавиться по Подземной реке майя и покататься на дельфинах, как это обещано в туристических путеводителях. Но оказалось, что на дельфинах никто там не ездит, зато дельфины с удовольствием катают вас по огромной огороженной акватории. И происходит это следующим образом. Когда вы поплаваете с приглянувшимся вам дельфином, погладите его (или ее), угостите чем-то вкусненьким из пакета, который дают вам в кассе при покупке билета, а потом плашмя растянетесь на воде, он (или она) заплывают вам за корму, то есть, простите, за ваши пятки, упираются в эти пятки своим мягким носом и толкают вас с такой силой, что вы ракетой несетесь по воде.
И вот когда мы с друзьями пришли в этот дельфинарий, то все четверо остолбенели от чуда. По ультрамариновой глади акватории, слегка шевеля хвостом, летел дельфин, а впереди него не плашмя, а почти стоя, как фигура, украшающая нос древнего корабля, неслась юная дива и сказочная русалка из фильмов Диснея. Боже, как она была красива! Даже сам Морис Метерлинк потерял бы дар речи! Так что уж говорить о нас, простых моряках…
Но, как известно, наглость города берет.
Когда, выжимая свои роскошные каштановые волосы, эта нимфа вышла на берег, я подошел к ней, отдал честь (я был, слава Богу, в своей морской парадной форме) и, глядя в ее зеленые русалочьи глаза, сказал сухо и официально: