Астро. Любовник Кассиопеи
Шрифт:
А теперь совершенно реальная трехметроворостая «Милла Йовович» шагнула ко мне с конкретным и ясным намерением.
— Подожди! — сказал я, оторопело глядя на огромную белую грудь, нависшую над моей головой. — Любовь — это не секс!
— А что? — нетерпеливо выдохнула она, хватая меня за плечи.
И я вдруг почувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя школьница в руках Майка Тайсона или Владимира Кличко. И с такой же силой уперся двумя кулаками ей в живот.
Впрочем, она тут же и выпустила меня:
— В чем дело? — Ее рука нырнула к моему паху. — Ты импотент?
Я отпрянул, сбив на пол один из манекенов в собольей шубе.
— Блин!..
Но она таки ухватила в ладонь мое имущество и усмехнулась:
— Нет, ты не импотент!.. — А второй рукой сняла кольчужную застежку со своего правого плеча. — Меня звать FHS. И я хочу…
— Стой! — психанул я и с силой, кулаком отбил ее руку от своего паха. Господи, так вот что чувствуют женщины, когда мы без спросу лезем к ним под юбку! — Ты хочешь трахаться или ты хочешь любви?
— Это одно и то же, — наступала она.
— Нет! — выкрикнул я в отчаянии. — Не одно и то же!
Она остановилась, тяжело дыша, — белая тигрица, возбужденная течкой. Мне показалось, что у нее даже глаза пожелтели от бешенства и она выбирает — оторвать мне голову или изнасиловать.
Но она сдержалась:
— Ты врешь!
— Клянусь, cекс — это только часть любви! — быстро, чтобы успеть высказаться, заговорил я. — Больше того — секс без любви — это просто скотство, это то, что твои нелюди делают с нашими женщинами. Ты же не трахаешься с этими ублюдками? Или трахаешься? Скажи!
Неожиданный, прямо по уху удар кулаком — нет, лапой! — буквально снес меня с ног. Он был такой нечеловеческой силы, что, падая, я опрокинул сразу с десяток трехметровых пластиковых «мил йвович», одетых в соболя и шиншиллы. Но не успел даже прийти в себя, как та же мощная лапа буквально за волосы подняла меня в воздух, и теперь, болтая ногами в пустом пространстве, я оказался лицом к лицу с этой разъяренной FHS.
— Ты, пигмей! Скажешь, что такое любовь? Или убью!
— Ага, — ответил я, несмотря на боль. — И узнаешь, что такое любовь отца к дочке.
Несколько секунд она молча смотрела мне в глаза. А потом усмехнулась:
— Ах, так? Ладно… — FHS выпустила меня, я шмякнулся на пол, а она стала заталкивать свои белые торпеды под латексную кольчугу, говоря при этом: — Да… я узнаю, что такое любовь… Ты еще будешь просить меня убить твою дочь!
С этими словами она щелкнула пальцами правой руки, одна из стен ее покоев тут же распахнулась, и вбежали четверо исполинских предолюдей в кожаных доспехах и с мордами янычар.
Молча, презрительным движением пальцев с разноцветным маникюром она приказала убрать меня, а сама, не раздеваясь, прыгнула в бассейн и, остывая от возбуждения, разлеглась спиной на воде.
Впрочем, этого я уже не видел — янычары легко, как щенка, унесли меня из ее покоев.
8
Сидя на полу абсолютно пустой и темной, как на гауптвахте, камеры, я думал, что сейчас, вот-вот, с минуты на минуту за мной явятся и поведут пытать. Правда, даже под пыткой я вряд ли смогу сформулировать, что такое любовь. Человечество пытается это сделать три тысячи лет, древние греки в попытках описать любовь дробили ее на восторженную влюблённость («эрос»), любовь-одержимость («мания»), любовь-дружбу («филиа»), любовь-нежность («сторгэ»), рассудочную любовь («прагма»), любовь-игру («людус») и жертвенную любовь («агапэ»). Последнюю проповедовал Иисус Христос; в эпоху Возрождения художники и поэты называли любовью стремление к красоте, а Спиноза — стремление к абсолютному знанию. В прошлом веке Зигмунд
Вот так. А теперь, на основе этих знаний и формулировок попробуйте объяснить инопланетянке, что такое любовь! Много лет назад, а точнее, сразу после печально знаменитого nine/eleven [6] , то есть в октябре 2001 года, я сопровождал адмирала Джеймса Коэна, командовавшего нашим авианосцем, на закрытую международную конференцию по противодействию исламскому терроризму. Трехдневная VIP-конференция проходила в Гонконге, на сорок шестом этаже отеля «Редженси Плаза», и сюда, специально на эти заседания, прилетели высшие руководители антитеррористических департаментов силовых ведомств США, Германии, Британии и России. Их было ровно двадцать два человека — все в ранге не ниже бригадных генералов и адмиралов. Так вот, первые два дня этой конференции руководители мирового антитеррора посвятили попыткам сформулировать, что такое терроризм. На третий день, так ничего и не сформулировав, они составили «Меморандум о единстве целей», пожали друг другу руки и разъехались.
6
11 сентября 2001 года.
Пол и стены моей камеры не были ни деревянными, ни каменными, ни стальными, а — во всяком случае, на ощупь — были такими гладкими и холодными, как оргстекло экранов айфонов и смартфонов Apple и Samsung. То есть сидеть или лежать тут в полной темноте и тишине было мучительно еще и до пыток. Но час проходил за часом, а никто за мной не приходил и ни на какие пытки меня не тащил. Впрочем, час ли проходил или сутки — это определить в моем положении тоже было невозможно, я находился здесь абсолютно голым, словно узник Гуантанамо. Хотя не знаю, пытают ли в Гуантанамо пленников голодом, как меня в этом капкане из оргстекла.
Да, когда, судя по моим ощущениям в пустом желудке и болям во всех частях тела, на которых я пытался лежать (и даже уснуть), прошло никак не меньше суток, я понял, что имела ввиду эта трехметроворостая сука, когда сказала, что я буду ее просить убить Энни. Практически, я не ел и даже не пил с того момента, как вчера — или уже позавчера? — мы с Кэтти увидели по телику строительство Кукулькана этими летающими пришельцами и от ужаса занялись сексом с таким пылом, словно последний раз в жизни. А может, и вправду последний?
Как бы то ни было, когда вы переходите на сухое, без воды голодание, есть хочется в первые пять-шесть часов, а потом желудок как-то успокаивается. Но зато часов через двадцать жрать хочется просто нестерпимо. Я это помню по тренировкам в военно-морской академии, когда нас десантировали «в зараженную местность». Но тогда это длилось не больше сорока восьми часов и проходило все-таки поротно и при дневном свете, а не в одиночной камере. А теперь в кромешной темноте и голяком на стеклянно-графленном полу — тут даже одни сутки можно легко засчитать за пять. И на это рассчитывала FHS. Мозгам не на что отвлечься от голодно-сосущих желудочных спазмов, наоборот — он, мой мозг, так яростно гипертрофировал голодные приступы кишечника, словно в пищеводе сидела сотня змей с разинутыми от голода ртами. Желудок буквально прорастал прямо в голову и непрерывно орал: «Жрать! Дайте пожрать! Всё что угодно за еду!»