Астро. Любовник Кассиопеи

Тополь Эдуард Владимирович

— Они уже собрали миллион земных девушек! Но как они собираются транспортировать их на Кассиопею? Неужели у них есть транспортные «летающие тарелки» типа столыпинских вагонов?

Кочегарка Российской академии астрофизики была единственным местом, где несколько стариков-интеллектуалов, еще не истребленных летающими монстрами, могли отвести душу, не боясь повсеместных радио— и телепеленгаторов пришельцев. Огромное восемнадцатиэтажное здание академии было надежно экранировано еще до высадки кассиопян, а кочегарка и вообще находилась под зданием на глубине шестнадцать метров. К тому же здесь было не холодно. Хотя из-за отсутствия мазута, который с прилетом «Н-3» перестал поступать в Москву с сибирских нефтепромыслов, топки московских кочегарок не работали, кирпичные стены

академии еще хранили какое-то тепло, и это помогало новым московским подпольщикам проводить тут свои политические дискуссии, подогреваемые домашним самогоном и лабораторным спиртом.

— Арабы издревле враждовали с евреями. Из чувства противоречия они создали Аллаха без десяти христианских заповедей и отрезают головы всем иноверцам, не зная комплексов Алеши Карамазова, Дон Кихота и Пьера Безухова. То же самое эти пришельцы, — излагал яйцеголовый физик-бородач в шерстяном свитере с оленями, вышитыми крестиками на груди. — У них нет комплексов, потому что у них не было ни Моисея, ни Христа, ни Будды. Ни Петрарки, ни Моцарта, ни Достоевского. Думаю, что у них не было даже Омара Хайяма и Фирдоуси, поскольку поэзия Хайяма — это тоже от комплекса вины за пристрастие к алкоголю. А эти не знают комплексов, они пьют нашу кровь не ритуально, а просто как энергетический напиток, как Red Bull…

Сидя в промятом кресле, Радий Хубов молча кутался в зеленую штормовку с надписью «GBT — Green Bank Telescope» и согревался остатками виски, запасливо прихваченного им из Западной Вирджинии. Волшебным образом телепортированый оттуда в Москву, Радий так угодил крупнокалиберной «Натали Портман» своими энциклопедическими знаниями поэзии, мощью своего интеллекта и еще кое чего, что она не только спасла от уничтожения его родителей, но даже переселила их в «Горки-2» — бывшую дачу Иосифа Сталина на Рублевском шоссе в сорока километрах от русской столицы. После Сталина и до приземления пришельцев здесь обитали сначала генеральные прокуроры СССР, а потом генеральные прокуроры ельцинской России, но как только в Москве высадился межпланетный «Н-3», летающие нелюди первым делом и даже с каким-то плотоядным удовольствием сожрали не только всех ученых, но и прокуроров. Причем последних они находили совершенно безошибочно — наверное, просто по запаху крови на их руках…

Как бы то ни было, следует честно отметить, что трудовая повинность за спасение своей семьи была для Радия не очень обременительна — ну, пару часов лирической поэзии перед любовными ласками не с кем-нибудь, а, между прочим, с самой «Натали Портман» (точнее — с ее увеличенной копией)! Но как я не спасовал перед исполинской «Миллой Йовович», так и Радий… — ладно, еще одно признание, раз уж на то пошло! Там, в Вирджинии, мы с Радием были лишь двумя одинокими «вахтовыми» мужиками на весь Грин-Бэнк, в свободное от работы время штудировали не только астрономические и физические журналы, но и литературу по «Дао любви» и другие схожие науки. Теперь я применял их с FHS-77427, а Радий с FHS-45672 — «Натали Портман», после чего она счастливо засыпала, а Радий мог покидать «Н-3» — правда, c навигационным чипом-браслетом на левом плече, чтобы эта «Натали», проснувшись, могла тут же вызвать его к себе с новой порцией стихов или для другой лирической надобности.

Конечно, после двух недель исполнения своих обязанностей Радий похудел килограммов на десять. Но зато он был на родине, и это чувство — вместе с американским виски — грело его молодое сердце.

— Да, в архитектуре, и вообще в технике, они выше нас на порядок, — говорил тем временем Ян Замански, тот самый астроном из подмосковной обсерватории, который одновременно с пятнадцатилетним Сиднеем Бэрроу принял послание пришельцев и позвонил в Грин-Бэнк Кену Келманну. — Но я думаю, что и свои звездолеты они построили, как египетские пирамиды, — без Эйнштейна и теории относительности. Они же не люди, а гуманоиды. К чему я это говорю? К тому, что технически мы победить их не можем…

— Дело не в технике, а в оружии, — нервно перебил бородач в шерстяном свитере. — Они уничтожили всё оружие! Вообще всё! Не с ножами же воевать с ними!..

— Вот именно, —

подхватил Замански. — И значит, у нас есть только два пути. Первый — путь их медленного, через ассимиляцию в следующих поколениях, растворения в человеческой расе. Думаю, это займет лет сто или двести…

— А если не мы, а они нас растворят? — заметил Хубов.

— Да, такая опасность реальна, — ответил Замански. — Но если они произведут только несколько тысяч себе подобных — пусть даже миллион! — этот миллион растворится в трех-четырех поколениях. А вот если они посеют на земле миллиард себе подобных — всё, нам конец.

— А второй путь? — спросил темнолицый татарин — не то кочегар, не то астрофизик, удивительно похожий на Ленина-Ульянова, который сто лет назад именно в таких кочегарках внушал России свои коммунистические идеи.

— А второй путь сложнее, но надежнее, — сообщил яйцеголовый физик-ядерщик с седыми, как у композиторов, сальными космами, свисавшими до плеч. — Нужно их гуманизировать. Нужно привить им интерес к музыке и поэзии и через это подвести их к Христу и к человеческим чувствам. И тогда мы обогатимся их знаниями и технологиями. Поймите, гуманизм — это единственная фора, которую мы имеем. И мы должны эту фору использовать. Впрочем, если кто-то придумает более радикальный путь — я отдам ему свою Нобелевскую премию.

— А я предлахаю заразить их сихфилисом! — вдруг сказал еще один бородач из глубины кочегарки, и Хубов по ярко выраженной «Х» вместо «Г» понял, что это гениальный Криворучко, украинский Эйнштейн и автор теории струнного натяжения Вселенной.

— Каким образом? — повернулся к нему яйцеголовый.

— Ну, нэ знаю, — ответил «Эйнштейн». — Послать к ним сифилитичек из вэндихспансэра…

— Слушайте, а ведь это мысль! — вдохновился косматый астроном. — Ну, не сифилис или СПИД, конечно, а напустить на них, скажем, тиф. А? Или холеру, бубонную чуму. Малярию, наконец! Наверняка у них нет антибиотиков!

Хубов допил из бутылки последние капли виски, досадливо крякнул, не в силах больше слушать этих «пикейных жилетов», поставил пустую бутылку на пол и по железной лестнице пошел прочь из полутемной кочегарки. Было четыре утра, ночная октябрьская темень накрывала русскую столицу, и, едва Хубов вышел через черный ход на Ленинский проспект, морозный предрассветный ветер тут же забрался под тонкую американскую штормовку. Радий передернул плечами и посмотрел вверх. Теперь, когда в городе нет электричества, огромные звезды в совершенно немыслимом даже для астронома количестве горели в черном небе. Машинально отыскав ковш Большой Медведицы и еще два десятка первостепенных звезд, Хубов вспомнил об утраченном космическом радиотелескопе «Астрон», сотнях потерянных спутников и о космонавтах, погибших при вынужденной посадке космической станции «Мир».

Поразительно, что при всей, как мы полагали, технической, индустриальной и военной мощи человечества никакого серьезного сопротивления ни одна страна этим нелюдям так и не оказала. Как только они выключили Интернет и радиосвязь, вся мировая экономика рассыпалась, как карточный домик. С исчезновением Интернета рухнули не только империи Майкрософта, Фейсбука, Гугла и прочих IT-монстров, но и Нью-Йоркская, Лондонская, Парижская, Сингапурская, Московская и прочие биржи, а вместе с ними крупнейшие банки и финансовые империи Уоррена Баффетта, Майкла Дэлла, Ларри Эллинсона, Михаила Прохорова, Романа Абрамовича и прочих новых ротшильдов. А поскольку коллапс экономики не знает географических границ, то без радионавигации омертвели нефтеналивные танкеры и вообще все морское и океанское судоходство. Оставшись без горючего, миллионы и даже миллиарды машин стали металлоломом. Прекратили работать электростанции, а без электричества трубопроводы и газопроводы перестали качать нефть и газ. В мелких городах обезлюдели все дома выше четвертого этажа, а Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Диего, Майами, Москва-Сити и все остальные многоэтажные конгломераты, гордившиеся своими небоскребами, подземным и наземным транспортом, супермаркетами и торговыми моллами, превратились в кладбища архитектурных амбиций и заброшенные трущобы, которые тут же заселили миллионы крыс.