Астролог. Код Мастера

Глоба Павел Павлович

И откинулась на спинку кресла.

1938 год

В здании Московского Художественного Академического театра царила необычная суета. Это могло означать одно – на спектакле присутствуют высокие гости. По коридорам, в фойе и даже в служебных помещениях слонялись хмурые типы в зеленых шляпах и неброских габардиновых плащах и всем мешали.

Сегодня в театре давали «Пиквикский клуб». Из зрительного зала доносились раскаты гомерического хохота. Двери актерских уборных открывались и закрывались как заведенные.

Актеры спешили на сцену или обратно – поправить грим и немного отдышаться перед следующим выходом. Когда в коридор торопливо вышел человек в белом парике, с большим наклеенным носом, в судейской мантии, видом напоминающий паука, к нему, сверкая плешью, метнулся младший администратор.

– Товарищ Булгаков, вам телефонировала Евгения Соломоновна Ежова, просила срочно перезвонить.

В его голосе одновременно слышались подобострастное уважение, поскольку Булгаков был автором литературной редакции пьесы, и легкое пренебрежение, так как известный писатель по причине бедности вынужден был сам играть в своем спектакле небольшие роли.

Булгаков резко остановился.

– Она сейчас дома или снова в психушке?

– Санаторий имени товарища Воровского не психушка, – обиженно поджал губы плешивый администратор, которому довелось провести там пару недель на предмет лечения от запоя. – К тому же Евгения Соломоновна не лечится, а поправляет расшатанные нервы.

– Хорошо, я перезвоню, только позже. Сейчас не могу, тороплюсь на сцену. Сегодня в ложе присутствует товарищ Сталин.

Плешивый администратор замялся.

– Она очень просила. Сказала, что это крайне важно. Вопрос жизни и смерти.

Булгаков замялся. Младший администратор уловил его неуверенность.

– Собственно, она еще на проводе, я не стал класть трубку.

Булгаков решился.

– Ну, хорошо.

Кабинет младшего администратора находился по соседству. Говорить по телефону в гриме было непросто. Булгаков с трудом пристроил трубку под парик.

– Слушаю.

Собеседница говорила тихим, но взволнованным голосом.

– Михаил, это вы? Мне нужно, чтобы вы приехали ко мне. И чем быстрее, тем лучше.

Булгаков смешался. Он искал повод для отказа и не мог найти.

– Вам что-нибудь привезти? – спросил он, помедлив.

– Да, разумеется, как обычно.

Это означало – привезти люминал. И не только. Писатель нахмурился, насколько позволил громоздкий грим. В последнее время супруга железного сталинского наркома внутренних дел товарища Ежова злоупотребляла не только люминалом, но и морфием.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Я приеду сразу после спектакля. Сегодня в театре члены правительства, так что раньше я не смогу. К тому же, после спектакля будет банкет. Но я постараюсь вырваться.

– Постарайтесь, – перебила она его невнятный монолог. – То, что я хочу вам сказать, очень важно. И не только для меня и для вас. От того, что я вам скажу, зависит жизнь и судьба многих людей. Торопитесь, они сделают все, чтобы помешать мне раскрыть их тайну.

Булгаков оторопел.

– Они? Кто такие они? В конце концов, расскажите мне все прямо сейчас, по телефону.

Собеседница колебалась недолго. Потом еле слышно прошептала.

– Нет, не могу. Не

по телефону. Это слишком опасно. Просто постарайтесь приехать как можно скорее.

– Хорошо, я постараюсь, – твердо пообещал писатель и положил трубку.

Он очень спешил на сцену, поэтому не обратил внимания на то, какими глазами за ним внимательно следил плешивый администратор.

Наши дни

Дождь усилился, но Андрей не обращал на это никакого внимания. Свет фонарей дрожал в больших темно–глянцевых лужах. Андрей медленно брел вдоль ограды парка. Народу на улице почти не было. В парке же – вообще никого. Высокие чугунные пики ограды не мешали видеть освещенные редкими фонарями мокрые аллеи. За сеткой дождя они казались призрачными дорожками.

Неожиданно в конце одной из них мелькнул силуэт женщины. Андрей заметил ее лишь краем глаза, но тут где-то внутри, в глубинах мозга, его вдруг больно кольнуло подозрение. Фигура женщины, едва различимая, почему-то показалась ему знакомой. Причем не только фигура, но и легкая походка. И это подозрение его испугало.

Секунда замешательства – и женщина исчезла за поворотом аллеи. Он остановился и потер лоб. Несмотря на ледяные брызги дождя, лоб его был горячим. Эта женщина не могла быть его Маргаритой. Бред. Такого просто быть не могло.

Андрей лихорадочно закрутил головой в поисках прохода. Но ограда уходила в обе стороны, насколько хватало глаз. Он растерялся.

И тут услышал, как по дорожке парка неторопливо стучат твердые каблуки. Вдоль ограды, но с внутренней ее стороны, к Андрею приближался человек. Немолодой, элегантный, в темном пальто, под большим зонтом. Длинный клетчатый шарф небрежно переброшен через плечо. Голову незнакомца венчал берет. В недавнем прошлом привычный головной убор советской интеллигенции и школьников. А кто в наши дни носит береты, кроме спецназовцев? Большой крючковатый нос придавал его лицу мефистофельское выражение. Казалось, прогулка под холодным душем доставляет ему немалое удовольствие. Впрочем, Андрею было не до выражения лица незнакомца.

– Скажите, где тут ближайший вход? – спросил он.

Тот нарочито медленно почесал свободной от зонта рукой кончик монументального носа.

– Ближайший? Хм вряд ли я вам такой назову. Калитка вон там, в самом конце парка, возле проспекта. – Он указал туда, где вдали сверкала огнями реклам и торговых точек станция метро. – А ворота в противоположной стороне, за углом. Так что понятие «ближайший» в данном контексте можно употребить лишь весьма приблизительно.

– Вы сейчас не встретили в парке женщину? – перебил его пространные объяснения Андрей. – Там, в конце аллеи.

– Женщину? – Элегантный тип в темном пальто выглядел не на шутку озадаченным. – Увы, должен вас разочаровать. Я тут гуляю довольно давно, но не встретил по дороге ни единой живой души. Вообще никого – ни женщин, ни мужчин.

– Проклятье! – выругался Андрей. – Я же отчетливо видел ее, собственными глазами! Правда, недолго. Она мелькнула и исчезла. Как призрак.

– Призрак? – Человек в пальто усмехнулся. – Ну, вы скажете! Впрочем, может быть, вы видели Маргариту?