Асы нелегальной разведки
Шрифт:
Благодаря Скоблину была ликвидирована значительная часть боевиков РОВС. За Миллером было установлено постоянное наружное наблюдение, которое вели парижские агенты-нелегалы Я. Серебрянского.
Но поскольку сам Серебрянский и большая часть его парижской резидентуры в это время готовили похищение Л. Седова (сын Троцкого), руководство операцией поручили С.М. Шпигельгласу (Дед). В начале сентября 1937 года Шпи-гельгпас прибыл в Париж. На месте ему помогал легальный резидент НКВД в Париже С.М. Глинский [36] . В похищении Миллера участвовали также Г.Н.
36
Глинский Станислав Мартынович (1894–1937). С 1924 г. сотр. ИНО 0111 У. В 1926 г. пом. резидента в Данциге. В 1927 г. резидент в Польше. В 1928–1930 гг. резидент в Финляндии и Латвии. В 1934–1937 гг. резидент во Франции. Расстрелян.
22 сентября 1937 года в 11 часов была запланирована встреча Миллера с представителями спецслужб Третьего рейха. Миллер оставил у начальника канцелярии генерала П. Кусонского конверт, попросив вскрыть его в том случае, если он не вернется вовремя. В сопровождении Скоблина генерал направился на виллу под Парижем. На самом деле на вилле Миллера поджидала оперативная группа ИНО.
Носенко и Гражуль сделали Миллеру укол наркотика, после чего генерала поместили в деревянный ящик и на грузовике советского полпредства привезли в порт Гавра. Там ящик, опечатанный дипломатическими печатями, погрузили на пароход «Мария Улянова», стоявший под разгрузкой. Пароход в спешном порядке отчалил из Гавра, взяв курс на Ленинград. Миллер был доставлен в Москву и помещён во внутреннюю тюрьму НКВД как заключенный № 110. После проведённого следствия он был предан суду и расстрелян в мае 1939 года.
Но операция прошла не совсем удачно. Ведь, уходя на встречу со Скоблиным, Миллер оставил конверт с запиской. В ней он описал, куда и с кем уходит.
В сложившейся ситуации Скоблину пришлось срочно бежать. Помог ему С.Н. Третьяков, укрывший генерала у себя в квартире. Затем Скоблина нелегально переправили на самолёте в Испанию, где, по одной из версий, он погиб в 1937 году во время бомбёжки в Барселоне.
С похищением Миллера авторитет РОВС в среде белой эмиграции был подорван. Советская внешняя разведка лишила Германию и её союзников возможности активно использовать в разведывательно-диверсионных целях против СССР около 30 тысяч штыков РОВС, а это ни много ни мало, а почти две дивизии.
В середине 1931 года произошла цепочка серьёзных событий. 5 августа в Сочи машину со Сталиным и Ворошиловым задел грузовой автомобиль, водитель которого был пьян.
В середине сентября во время поездки Сталина на озеро Рида один из автомобилей сопровождения упал в реку вместе с мостом. 23 сентября катер, на борту которого находился Сталин, был обстрелян с берега бойцами погранпоста.
Одни историки утверждают, что два последних происшествия инспирировал секретарь Закавказского крайкома партии Л.П. Берия, другие — что это были неуцавшиеся террористические акты, третьи списывают всё на случайность.
По всей вероятности, в конце 1933 года у Сталина мота появиться мания преследования. После того как на «съезде победителей» (26 янв. — 14 февр. 1934 г.) против вождя было подано 292 голоса из 1218, страх перед утратой власти или перед
Вскоре после убийства С.М. Кирова (1.12.1934 г.) Сталин и его сторонники из числа партийной верхушки принимают решение о применении физического воздействия к врагам партии и государства. Убийство Кирова стало поводом к началу так называемой «большой чистки» в партии, органа госбезопасности, армии, советских и хозяйственных органах. Началом явилось «Кремлёвское дело» 1935 года.
В июле 1935 года на Пленуме ЦК ВКП(б) с докладом «О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище Енукидзе» выступил секретарь ВКП(б) Н.И. Ежов. В докладе отмечалось, что при попустительстве Енукидзе на территории Кремля была создана террористическая сеть с целью убийства тов. Сталина. По этому делу были осуждены 110 человек: 30 — Военной коллегией Верховного суда и 80 — Особым совещанием при НКВД.
По одной из версий «Кремлёвское дело» инспирировал Г.Г. Ягода с целью взять под контроль НКВД охрану Кремля, которая находилась в ведении Наркомата обороны.
Действия Сталина подтверждают, что он не доверял никому. У него была личная секретная служба так называемого «особого сектора», надёжно замаскированная в структуре аппарата ЦК ВКП(б).
В декабре 1935 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о закрытии особых переправ на границе, организованных руководством НКВД для Коминтерна (компартий Польши, Западной Белоруссии, Западной Украины и Финляндии). «Окна» стали рассматриваться руководством ВКП(б) как каналы проникновения в СССР шпионов и диверсантов. Большинство представителей указанных компартий, оказавшихся на территории СССР (в том числе почти всё их руководство), уже не могли покинуть пределы Советского Союза.
В середине 1936 года начались аресты политэмигрантов, в первую очередь из КП Польши. Около 35 процентов (1275 из 3669) арестованных в СССР за шпионаж обвинялись в принадлежности именно к польским спецслужбам.
26 сентября 1936 года Г.Г. Ягода был отстранен от руководства НКВД и назначен наркомом связи. На его место был назначен Н.И. Бжов. Наступил небезызвестный 1937 год, в котором ключевым стало словосочетание «враг народа».
После назначения Ежова изменения в структуре НКВД сопровождались не только кадровыми перестановками, но и «чистками» в центре и на местах.
В течение 1937–1938 годов практически все руководители оперативных подразделений в РККА, НКВД и во многих структурах Коминтерна в центре и на местах были арестованы. Большинство из них оказались в концентрационных лагерях либо расстреляны.
Некоторые известные специалисты в области нелегальной и диверсионной работы в преддверии неминуемого ареста покончили с собой, защищая своё честное имя и спасая своих близких от неминуемого ареста как ЧСВН — членов семьи «врага народа» или ЧСИР — членов семьи «изменника родины».
Политические процессы 1937 года были шоком для всех военных специалистов, воевавших в Испании.
«В двадцатых числах июня (1937 г.) — вспоминает И.Г. Старинов, — я возвратился из Испании и зашёл к нашему военному советнику Кольману. Затронули многие вопросы. Я заметил, что Кольман мнётся, словно хочет и не решается сказать о чем-то потаённом.
— Что случилось? — напрямик спросил я.
— Ты давно не читал газет?
— Где же я мог их читать?