Атака седьмого авианосца
Шрифт:
— Нет, сэр.
— Господин адмирал, мы не поспеваем всюду. Вчера проводились демонстрации на Гинзе, пикетирование у ограды императорского дворца…
— Не надо мне рассказывать от трудностях токийской полиции — я их отлично знаю без вас. Я окажу вам содействие, — по губам Фудзиты зазмеилась усмешка, сбившая капитана с толку: он подумал, что найдет с неистовым стариком общий язык. Но Брент знал, что на уме у адмирала другое. — Да-да, я пойду вам навстречу! Я поставлю пулеметы у автомобильной стоянки, а в кабину каждого тягача, который подвозит необходимые «Йонаге» грузы, посажу по матросу с винтовкой! И тогда ваша полиция, получающая несуразно высокое
— Господин адмирал, это будет грубым нарушением закона. Пулеметы и автоматические винтовки не могут вноситься в пределы Большого Токио.
— Увидите, капитан, как они не могут! Превосходно смогут! И, предупреждаю, не пытайтесь мне воспрепятствовать! — морщины на лице Фудзиты стянулись в жесткую угрожающую гримасу.
Капитан обреченно вздохнул, но по голосу его было понятно, что он не собирается капитулировать:
— Господин адмирал, я знаю: ваш корабль — единственное, что заслоняет Японию от мирового терроризма. Без вас, без «Йонаги» мы все давно уже были бы под пятой Каддафи. — Фудзита кивнул и откинулся на спинку кресла. — Но, господин адмирал, ваше судно — это же не суверенное государство! В Японии есть законы, есть полиция, которая следит, чтобы они не нарушались, есть Силы самообороны. Вы не можете попирать и игнорировать законы страны! У вас нет на это права!
Фудзита, как обычно, принялся крутить и дергать седой волос на подбородке.
— Есть! Я — здесь последняя инстанция и высший судья. Я устанавливаю законы для «Йонаги». Я отдаю приказы своей команде, и, имейте в виду, капитан Кудо, никто безнаказанно не сможет напасть ни на одного из моих людей и ни одна смерть не останется неотомщенной. Вы же японец! — продолжал он, сверля капитана глазами. — Как же вы могли позабыть о священной необходимости мести?! Вспомните, чему учит «Хага-куре». — Он похлопал по кожаному переплету лежавшей перед ним книги. — «До тех пор, покуда враги, которым ты не отомстил, пляшут вокруг тебя, подобно демонам, ты обречен вкушать бесчестье и пить позор».
Капитан переминался с ноги на ногу, а когда заговорил, в голосе его звучало страдание:
— Вы несправедливы, господин адмирал. Я ничего не забыл и не мог забыть. Но граждане города Токио платят мне за то, чтобы я охранял закон.
Фудзита раздраженно отмахнулся.
— И на здоровье. Но предупредите своих коллег, чтобы не становились у нас на пути. Команда «Йонаги» ни к бесчестью, ни к позору не привыкла. Здесь служат самураи, которые чтят бусидо и следуют предначертаниям императора.
— Император готовится к хогьо.
Брент, прилично говоривший по-японски, не понял последнего слова, но по смыслу разговора и по выражению лица капитана догадался, о чем идет речь. «Хогьо», очевидно, выражало высшую степень почтения и применялось исключительно по отношению к Сыну Неба старыми японцами, еще чтившими древние обычаи. На корабле говорили по-английски. Фудзита ревностно следовал этой традиции, которая повелась еще с конца прошлого и начала нынешнего веков — с той поры, когда создавался японский флот, взявший себе за образец флот британский, а в качестве инструкторов — британских офицеров. На «адмиральском верху» вообще почти никогда не слышалась японская речь, однако Брент бывал и в кубриках, и в орудийных башнях, и на ангарной палубе, а потому научился различать три степени почтения — при обращении к нижестоящему, в беседе с равным и с тем, чье положение выше. В английском, естественно, не имелось
Фудзита, однако, ломать себе голову над иносказаниями не стал:
— Это невозможно. Он — бог, а потому просто перейдет в другое существование. Вам бы надо это знать.
— Да, конечно, господин адмирал. И тем не менее он — готовится к хогьо.
— Наследный принц Акихито следует бусидо так же неукоснительно, как его августейший родитель. Он будет верен традиции, — адмирал снова похлопал по переплету «Хага-куре». — Япония никому не покорится.
Кудо снова принялся беспокойно переминаться с ноги на ногу, и Брент понял, что, не кончив своего щекотливого дела, он не уйдет. «Этот капитан — не робкого десятка», — подумал он. А Кудо взглянул прямо на него:
— Вы — последователь Кенсея, лейтенант?
Странный вопрос был рассчитан на то, чтобы застать американца врасплох, но Брент ответил так, словно ждал его, и в свою очередь озадачил капитана:
— Вы про Миямото Мусаси, прозванного «Кенсеем»?
— Этот славнейший из самураев жил четыре сотни лет назад! — нетерпеливо вмешался адмирал. — Какое отношение он имеет к лейтенанту Россу?!
Кудо, по-прежнему не сводя глаз с Брента, объяснил:
— Мусаси — основоположник кендо, одного из видов боевых искусств. — Брент первым из присутствующих догадался, куда клонит полицейский, а остальные пребывали в растерянности. — Кендо учит…
Фудзита, тоже раскусивший намерение Кудо, прервал его на полуслове:
— Кендо учит духовному отношению к жизни, почитанию старших, трудолюбию, неустанному самосовершенствованию, насыщенности каждой минуты…
— А также тому, как молниеносно поражать врага палкой, дубиной, ружьем и всем, что попадется под руку, — подхватил капитан. — Указывает, какие точки в человеческом теле наиболее уязвимы. Это верхняя часть головы, челюсть, правая часть туловища и, разумеется, горло. Я вам уже сообщил, господин адмирал, что пострадавшие во вчерашнем столкновении у проходной получили удары именно в эти области. Гортань погибшего, по заключению экспертов, была раздроблена так, как это мог бы сделать человек, превосходно владеющий техникой кендо.
Теперь Бренту, Куросу и Накаюме стало ясно, что японца с ножом ударом ноги убила Дэйл Макинтайр, но, не сговариваясь и даже не переглянувшись, они мгновенно решили: никакого содействия полиции в уличении американки или кого-либо еще. Истину будут знать они трое — и никто больше. Самураю следовало поступать именно так. На кону стояла их честь. Караул и старшина Йоситоми тоже будут молчать как рыбы, да они, вероятно, и не заметили этого выпада — Дэйл провела его поистине молниеносно. Все свидетельства будут исходить от пикетчиков, а опознать с их помощью убийцу полиция не сумеет.
Старшина Куросу сделал шаг вперед:
— Я чемпион «Йонаги» по кендо.
— Это вы нанесли удар, от которого пострадавший скончался?
— Может, и я.
— Что это значит? Вы не уверены?
— Свалка была… — пожал плечами старшина.
— Я его ударил, — подал голос Накаяма.
— Оба ошибаются, капитан, — выступив вперед, сказал Брент. — Теперь я вспоминаю, что ударил его именно я и даже скажу, чем именно…
Фудзита не скрывал своего удивления, а Кудо — огорчения.