Атака седьмого авианосца
Шрифт:
Бернштейн кивнул и придвинул стул. Брент и Уильямс последовали его примеру. Хэтсуэй представил первых трех членов арабской делегации — худых смуглых людей с ярко выраженными чертами своей расы. Иман Юнис, так живописно драпировавшийся в свой бурнус, был личным представителем Ясира Арафата. Сириец Джаи Ахмед — Хафеза Асада, Али Сабах — аятоллы Хомейни.
Брент и Бернштейн обменялись в эту минуту быстрым многозначительным взглядом.
Розенкранц, прервав британца, представил пятого и последнего участника переговоров — тучного седого человека за пятьдесят, с толстыми
— Это капитан Вольфганг Ватц, больше известный по прозвищу «Зебра», один из моих лучших истребителей. За ним числятся десять япошек.
Фудзивара гневно вскинулся, но Брент положил ему руку на плечо.
Ватц кивнул и скривил пухлые яркие губы в самодовольной усмешке.
Брент никогда не видел его, но, разумеется, был о нем наслышан. Этот ас еще в шестнадцать лет стал офицером Люфтваффе и воевал в эскадрилье знаменитого Адольфа Галланда. Теперь он служил Каддафи, был одним из самых высокооплачиваемых пилотов и летал ведомым Розенкранца на ярко размалеванном, полосатом — отсюда и его прозвище — «Мессершмитте». Он пользовался славой безжалостного убийцы, расстреливавшего в воздухе спускавшихся на парашютах летчиков и в воде — моряков на спасательном плоту.
Фудзивара тем временем все же высвободился и встал. Брент, загремев стульями, схватил его и почти силой усадил обратно. Британец так широко раскрыл глаза, что пенсне чуть не соскочило у него с носа, и голосом школьного учителя, урезонивающего шалунов, сказал:
— А ну-ка, тихо! У нас важные дела!
Брент чувствовал, что старшина чуть обмяк под его рукой, но дышал по-прежнему коротко и прерывисто, а лицо его от прилива крови потемнело. Хэтсуэй кивнул Бернштейну как старшему в чине:
— Представьте, полковник, своих коллег, и приступим без канители.
Бернштейн поднялся и назвал фамилии представителей адмирала Фудзиты. Участники переговоров смотрели друг на друга с откровенной и неприкрытой ненавистью. Рукопожатий не было. Брент не ждал от этой встречи ничего хорошего. Что это — в самом деле первый шаг к примирению или хитроумная интрига?
Британец постучал о стол оправой пенсне:
— Как все вы знаете, наша встреча проводится при участии ООН и имеет целью попытку достичь взаимопонимания. Попытаться найти почву для переговоров, которые позволили бы прийти к соглашению и прекратить кровавый… э-э… конфликт, тянущийся уже почти четыре года и не принесший пока победы ни одной из сторон.
Розенкранц поднял руку. Хэтсуэй кивнул.
— Да, мы просили об этой встрече именно потому, что те, кто нас уполномочил, руководствуются стремлением положить конец войне.
— Браво! — воскликнул британец. — Отрадно слышать.
Брент удивился: Розенкранц казался искренним.
— Мы выдвигаем несколько первоначальных условий, — продолжал летчик. — Во-первый, «Йонага» обязуется никогда больше не появляться в Средиземном море, оттуда выводится и «Микаса», Израиль освобождает Западный берег реки Иордан и Голанские высоты. — Брент услышал прерывистый вздох Бернштейна. — Адмирал Фудзита приносит свои извинения за поврежденный
— Это произошло больше четырех лет назад! — перебил его Брент.
— Да. И при этом пострадали невинные люди.
— А в чем заключалась вина тех тысячи двухсот японских граждан — пассажиров и команды «Маеда Мару», — которых вы удавили в Триполи?
— Справедливое возмездие.
— Джентльмены, — снова постучал Хэтсуэй ободком пенсне. — Мы отвлекаемся от сути вопроса. Давайте…
Никто уже не слышал и не слушал его. Иранец Али Сабах вскочил на ноги и заговорил высоким, пронзительным, как расстроенная скрипка, голосом:
— Я уполномочен лично аятоллой Хомейни сообщить вам, что, если вы не прекратите враждебных действий против свободных сынов Аллаха, мы во имя его примкнем к джихаду, который ведут доблестные войска полковника Каддафи. И тогда нас уже не остановит никто! Мы сотрем вас с лица земли, избавим мир от зла! — Он ткнул пальцем в сторону Бернштейна. — А начнем с евреев!
— Верно! Верно! — вскричал Ватц. — Мы покончим с ними! Доделаем то, что не успел сделать фюрер! — Он показал на татуировку, синевшую на предплечье израильтянина. — Я вижу, ты один из недобитых!
Бернштейн тоже резко поднялся:
— Да, сволочь! Я был в Освенциме! И выжил!
Брент сзади ухватил полковника за ворот комбинезона.
— Джентльмены, да что же это такое! — повторял британец. — Да придите же в себя, опомнитесь! Соглашения достичь нелегко, но отнюдь не невозможно…
Брент продолжал удерживать Бернштейна:
— Одну минуту, полковник, я вас прошу! Ответьте, — крикнул он арабам в наступившей тишине, — в этом случае вы очистите Марианские острова? Выведете свои войска из Индонезии? Снизите цены на нефть? Разрешите свободно торговать на Ближнем Востоке и во всей зоне Средиземноморья? Дадите свободный проход по Персидскому заливу всем судам?
— Вот! — сказал арабам Хэтсуэй. — Вот вам встречное предложение! Ответьте-ка! Это честно, это по правилам.
Однако это был глас вопиющего в пустыне.
Розенкранц громко расхохотался:
— Да ты опупел, малый?! Головку напекло? А бесплатный билетик в Диснейленд тебе не дать?
— Нехорошо так выражаться, сэр! — воздел руки британец. — Полагаю, такой тон на переговорах совершенно недопустим. Никуда не годится! Полагаю, вам следует держаться в рамках.
— И вам следует пойти куда подальше, — сказал ему Розенкранц, передразнивая его британский выговор.
— Балаган какой-то, — негромко сказал Бренту Уильямс. — Они требуют от нас невозможного, а сами на уступки не идут.
Розенкранц через стол взглянул на представителей «Йонаги» и крикнул Бренту:
— В отличную компанию ты попал! Жид, черножопый, макака да и сам ты — полуяпошка!
Уильямс сорвался с места:
— Заткни глотку, сволочь!
Фудзивара тоже уже был на ногах.
— Сам заткнись, грязный ниггер! — крикнул Розенкранц. — Не твоего это ума дело! На переговоры он явился, видали? Лезь обратно на свою пальму!