Атака седьмого авианосца
Шрифт:
Уильямс кинулся на него, но Брент успел перехватить моряка. Все вскочили, гремя стульями, и началась общая ожесточенная перебранка.
— Джентльмены, — тщетно вопил Хэтсуэй. — Призываю вас к порядку. Мы должны договориться о мире!
— О мире? — взвился Розенкранц. — Сначала уберите отсюда этого ублюдка! Я с черножопыми вообще не разговариваю!
Брент уже не мог удерживать Уильямса, которого Фудзивара схватил за другую руку.
— Реджи, не надо! — крикнул он. — Брось! Я обещал адмиралу Фудзите, что не будет никаких эксцессов!
— Не
Хэтсуэй надавил на кнопку звонка. Розенкранц, нырком уйдя от удара Уильямса, встретил его прямым по корпусу, а Ватц одновременно набросился на него сзади.
— Ну ладно, делать нечего, — и с этими словами Брент ударил немца в правую скулу, отбросив его в сторону.
Арабы уже успели вскочить и тоже кинулись в драку, норовя зайти в тыл к морякам. Бернштейн и Фудзивара с грохотом и звоном перевернули стол вместе с графином и десятком стаканов, перегородив арабам путь.
— Банзай! Банзай! — услышал Брент крик старшины и свистящее гудение его кожаного жгута, тут же заглушенное криками боли.
— Банзай! — подхватил Брент.
Розенкранц и Уильямс обменивались ударами. Ватц, налетев на Брента сзади, оттолкнул его и ударил в голову. Разноцветные огни замелькали у него перед глазами, во рту стало солоно, по спинному хребту словно прошел разряд тока. Но он устоял на ногах и, развернувшись, провел серию, разбив Ватцу нос, выбив зубы и до крови рассадив себе костяшки пальцев. «Зебра» рухнул как подкошенный.
В эту минуту свалился и Уильямс: араб в бурнусе оглушил его сзади тяжелой ножкой сломанного стула. Розенкранц, схватив за горлышко разбитый графин, занес над ним это зубчатое стеклянное лезвие:
— Сейчас, тварь черномазая, я тебе красоту наведу! — зарычал он.
Брент успел перехватить его руку и выкрутить ее назад. Розенкранц, вскрикнув от боли, выронил графин, вывернулся и ударил противника в грудь. Бренту казалось, что в него вонзился раскаленный нож, и он на миг задохнулся. Он пошатнулся, однако справился с дыханием и дважды ударил Кеннета левой рукой в челюсть, а потом нанес апперкот правой с такой силой, что у него что-то хрустнуло в плече, и с уже рассеченных костяшек пальцев еще сильнее закапала кровь. Глаза Розенкранца остекленели, он зашатался.
— Банзай! Банзай! — в один голос крикнули Брент и Фудзивара.
В эту минуту в зал заседаний ворвалась целая толпа охранников с дубинками, растащивших участников переговоров — окровавленных, задыхающихся, но продолжающих выкрикивать брань и угрозы.
— Немедленно очистить помещение! — крикнул старший. — Иначе все будут арестованы! Вон! Все вон отсюда!
Хэтсуэй собирал по столу кусочки разбитого пенсне и приговаривал:
— Нет, джентльмены, благодарю вас, больше я в посредники не пойду, хоть озолотите.
Брент помог Уильямсу подняться и, поддерживая за плечи, повел к дверям, куда угрюмо потянулись и другие.
— Погоди,
— Я убью тебя, — спокойно отвечал тот. — Ни в какой Ливии не спрячешься.
— Приезжай, приезжай, подпевала японская, визу я тебе выхлопочу! — ухмыльнулся летчик.
— Верное решение, джентльмены, единственно правильное. Рвите друг друга на части. Улю-лю! — со смехом заверещал британец, точно науськивал собак на лисьей травле.
Брент, в окружении охранников выходя в холл, услышал, как Уильямс, которого он вел под руку, вдруг, сказал:
— Я ошибся.
— Насчет чего?
— Насчет того, что ты слишком много о себе понимаешь. Пожалуй, ты себя недооцениваешь.
Адмирал Аллен мрачно слушал доклад о «переговорах».
— С самого начала стало ясно, сэр, что они не пойдут ни на какие уступки, — сказал Уильямс.
— А Розенкранц намеренно сорвал встречу, — добавил Брент.
— Они явно зашевелились: блокируются, втягивают в коалицию новых членов и готовят свой кровавый джихад, — сказал Бернштейн.
— Что-то во всем этом было странное: словно арабы пришли на переговоры с явным намерением сорвать их. Действовали как по сценарию, — добавил Брент. — Он задумчиво провел пальцами по виску. — И вот что еще любопытно: иракцев там не было.
— А египтян и иорданцев?
— Тоже. Но они уже примкнули к коалиции.
— Мне показалось, что Розенкранц действовал с намерением произвести впечатление на представителя Хомейни, — устремив глаза вверх, сказал Брент.
— Верно, — поддержал его Уильямс. — Он хотел спровоцировать нас и показать иранцу: вот, мол, разве можно иметь с такими дикарями, с нами то есть, дело?
— Да, конечно, это была провокация, — сказал Бернштейн.
— И она удалась, — продолжал Брент. — Иран подцепили на крючок. Каддафи может теперь смело рассчитывать на аятоллу.
— Согласен, — сказал Бернштейн. — С вашего разрешения, адмирал, пойду писать донесение в наше посольство. Они попросили представить подробный отчет об этой встрече.
— Вы получите новое назначение, полковник? — спросил Аллен.
— Нет, я вернусь на «Йонагу» и сменю Маршалла Каца. Адмирал Фудзита попросил мое начальство прислать меня в его распоряжение.
— Ну, значит, это дело решенное: адмирал не привык к отказам, — сказал Аллен, и сдержанный смешок прошел по кают-компании, немного разрядив тягостно-напряженную атмосферу. — Ну а нам, грешным, надо форсировать подготовку лодки. Уже не вызывает сомнения, что придется иметь дело с могучей коалицией. Мистер Уильямс, «Блэкфин» не упоминался на этой встрече?
— Нет, сэр, но, может быть, эта тема обсуждалась, пока я был в нокауте.
Все рассмеялись.
— Нет, сэр, ни единого слова о лодке сказано не было, — сказал Брент.