Атакуют гвардейцы
Шрифт:
снижением, затем переваливается на крыло и падает вниз. За ним тянется черная полоса дыма.
Налет фашистских бомбардировщиков на аэродром сорвался. Через несколько дней командующий
Калининским фронтом наградил меня за этот бой орденом Красного Знамени.
Высокая награда обязывала с еще большим мастерством и отвагой сражаться с гитлеровскими
захватчиками, [63] уничтожать их в каждом воздушном бою, не давать им пощады, мстить и мстить за
все то зло и горе, которое
Спасибо, доктор!
Но вскоре нелепый случай надолго вывел меня из строя. Нарушение одним из летчиков правил
обращения с личным оружием чуть не стоило мне потери ноги, возможности летать на боевом самолете.
Об этом случае стоит рассказать в назидание тем молодым офицерам, которые не склонны иногда
придавать значение «мелочам». Это будет еще одним убедительным свидетельством, что в авиации, как и
в жизни вообще, нет «мелочей», что все важно и значимо в конкретно создавшейся обстановке.
В землянке — тишина. Хочу поскорее заснуть. Рано утром — вылет на боевое задание. Но сон, как назло, не приходит. Перед глазами то одна, то другая картина воздушных боев минувшего дня.
Слышу, вошел старший лейтенант Пленкин — мой заместитель по летной части. Его койка стоит
напротив моей. Он разделся, умылся и спросил:
— Командир, ты спишь?
— Делаю попытки заснуть, — ответил я и повернулся лицом к стене.
— Ну, спи, — миролюбиво сказал Пленкин, — а я займусь пистолетом. Давно не чистил и не смазывал.
Заржавел, должно быть, бедняга.
Я хотел сказать Пленкину, чтобы шел чистить пистолет в оружейную каптерку, но почему-то промолчал.
Вскоре меня начала одолевать дремота.
Вдруг в землянке грохнул выстрел. В тот же миг, словно волшебной силой, меня сбросило с койки.
Жгучая боль пронзила правую ногу. С минуту я находился словно в тумане, и только увидев кровь, понял, что пуля попала мне в ногу.
На койке, бледный, с перекошенным от испуга лицом, сидел Пленкин. В руках он держал пистолет, из
которого случайно произвел выстрел. Поняв в чем дело, я попросил Пленкина сбегать в лазарет за
врачом. Тот, [64] наконец, пришел в себя и, ни слова не говоря, выбежал на улицу.
Вскоре он вернулся с полковым врачом А. П. Дергачевым. Тот осмотрел ногу, перевязал ее.
— В госпиталь. Рана серьезная, товарищ капитан.
— А может быть тут отлежусь, доктор?
— Ни в коем случае. Еще неизвестно, что будет с ногой.
Пришлось подчиниться полковой медицине, и я оказался в госпитале. Мне повезло с самого начала.
Осматривали рану замечательные военные врачи, большие специалисты своего дела хирург Перцовский
и профессор Бурденко.
Главное,
пропустить ни одного их слова. Обидно было до невозможности. Из-за такого нелепого случая лишиться
ноги и возможности летать!
Получить рану в бою с врагами — почетно. Соседи по госпитальной палате рассказывали друг другу, как, при какой ситуации их ранило в бою, и только я молчал. Рассказывать о том, что тебя «подстрелил» твой
же товарищ — не было никакой охоты.
А ведь этого могло и не случиться. Только следовало проявить настойчивость, требовательность по
отношению к подчиненному старшему лейтенанту Пленкину. Как командир эскадрильи я обязан был по
долгу службы приказать своему заместителю не нарушать установленных правил чистки оружия, направить его в оружейную каптерку. Я же не придал этому значения, промолчал, потому что и сам
иногда чистил пистолет в землянке. Да, нарушать уставы и наставления, отступать от правил хранения и
сбережения оружия нельзя ни командиру, ни подчиненному. Это я усвоил твердо и на всю жизнь, когда
поплатился за нерадивость Пленкина тяжелым ранением.
Врачи, осмотрев рану, сказали, что намерены оперировать. Буду ли я годен к летной службе после
операции — не обещали. Хирург Перцовский прямо сказал:
— Молодой человек, речь идет не о том, чтобы вам летать, а о том, чтобы спасти ногу. Ведь у вас
перебиты нерв, сухожилие и кость.
Положение с ногой оказалось серьезным. Хирург [65] настаивал на ампутации. Но я наотрез отказался.
«Лучше, — думал я, — с плохой останусь, но с настоящей».
Сделали операцию. А затем последовали долгие, изнурительные месяцы ожидания на госпитальной
кровати. Положение то улучшалось, то ухудшалось. Сотни врачебных осмотров, консультаций, комиссий, и вот, наконец, я за воротами госпиталя.
Вдыхаю свежий воздух, осматриваюсь по сторонам, радостно улыбаюсь прохожим, нетвердо ступая на
правую ногу. Три месяца не поднимался в воздух, не слышал призывного гула авиационных моторов, не
нажимал на гашетку пушек и пулеметов.
Родной полк между тем успешно воевал, участвуя в ликвидации спасско-демянской вражеской
группировки. Мои товарищи летчики Гуськов и Якубов стали Героями Советского Союза. Многих
боевых друзей, с которыми начал войну, в части уже не было. Они отдали свою жизнь за свободу и
счастье Советской Родины. [66]
Глава IV. Демянский плацдарм
В конце 1941 года фашисты, заняв Старую Руссу, двинулись дальше на восток, держа направление на