Атаман царского Спецназа
Шрифт:
Телега остановилась; приглушая разговор, колеса застучали по деревянной мостовой. Стало быть, мы уже в городе.
Остановка, заскрипели открывающиеся ворота, телега въехала во двор. Дерюгу откинули, глаза резанул яркий свет. Меня грубо свалили с телеги, как мешок с зерном, и я больно ударился подбородком. Один из дружинников не упустил случая снова меня пнуть:
– Это тебе за Ивана!
Убитого дружинника куда-то уволокли, вернулись за мной. Подняли за связанные руки и потащили в дом. Войдя в сени, по лестнице спустились вниз, в подвал. Солидно сделано – коридор, двери в несколько комнат. Никак здесь
«Котлов? Кто такой? Не знаем такого и не видели никогда». Черт! Надо было собрать хотя бы знакомых Серегиных – ведь предлагал вчера. Ладно, еще не вечер.
Меня завели в одну из подвальных комнат. Я огляделся и слегка замандражировал – по стенам висели разные железяки, очень похожие на пыточные – клещи, какие-то винты с шипами, кнут. Похоже, я тут не первый, инструменты носили следы использования – ручки лоснились от употребления и на стенах виднелись старые темные пятна, уж больно походившие на засохшую кровь. В углу комнаты горела небольшая печь, потрескивая дровами. В подвале, конечно, сыровато, неужели печь для сушки топят? Или для меня?
Меня усадили на стул. Руки так и остались связанными сзади. Пояс с меня сняли еще раньше, вместе с ножнами от сабли и ножом. Но вот обыскать меня никто не удосужился, и я чувствовал тяжесть бомбочек в карманах кафтана.
В коридоре раздались шаги и голоса, в комнату вошли трое: впереди князь Андрей Курбский – я его узнал, видел мельком в лагере воинском под Полоцком, и с ним еще двое – оба небольшие, жилистые, в простых рубашках с закатанными рукавами. Князь посмотрел на меня с любопытством:
– Так это ты убил моего лучшего дружинника? Ты гляди, какой резвый! Уж на что Иван воин опытный был, а гляди-ка, и на него умелец нашелся. Ты знаешь, кто я?
– Князь Андрей Курбский.
– Верно.
Князь прошел в середину комнаты, уселся на стул, руки положил на стол.
– Поговорить с тобою хочу, смерд.
– Я не смерд, я вольный человек.
– И откуда ты такой взялся, что пакости людям чинишь, напраслину возводишь?
– Какую же напраслину на кого я возвел?
– А кто Адашеву про меня наговорил, что я с литовцами в дружбе?
– Я и сказал, да только не я придумал.
– Кто же тебе подсказал про навет такой?
– Сам слышал, как в Полоцке воевода с посадником разговаривал.
Серые глаза князя потемнели.
– Вот я сейчас кнутами бить тебя велю – у меня мужики ох какие мастера по этому делу.
Мужики в углу гаденько захихикали.
– Говори, кто надоумил Адашеву про меня гадости говорить?
– Никто, сам слышал!
Андрей повернулся к мужичкам, кивнул. Тот, что стоял ближе, махнул рукой, и меня обожгло болью. И когда он кнут в руки успел взять?
– Ну, будешь говорить?
– Я все сказал, и все – правда.
Князь налил себе из кувшина вина в ендову, не спеша выпил, обтер усы.
– Потрудитесь, ребятки.
Кнуты захлестали по моей спине, и через несколько минут кафтан оказался изодран в клочья.
– Хозяин, кольчуга на ем!
– Так снимайте!
Мне споро развязали руки, разорвали кафтан и бросили его в угол. Стянули через голову кольчугу, войлочный поддоспешник. Я остался в нательной
В коридоре послышались шаги, вошел дружинник, поклонился князю, подошел и начал шептать в ухо. Князь кивнул, поднялся и пошел к двери.
– На сегодня хватит, дайте ему воды, пусть набирается сил, завтра все расскажет.
Мужики вытерли тряпицей руки, один поднялся наверх, принес ведро воды.
– До встречи, голубок!
Дверь захлопнулась, проскрежетал замок. Я перевел дух. О деньгах – ни слова, все попытки выбить признание – только о полоцком предательстве. В принципе, план сработал, я узнал, что мне надо, можно и бежать из этого недоброго дома. Только надо князю должок за битье кнутом вернуть. А проговорился князь насчет Адашева… Хорош дьяк, нечего сказать. Я рисковал шкурой, а он меня Курбскому же и сдал за три копейки.
Я встал и чуть не закричал от боли – так заполыхала огнем спина. Напился воды, во рту и в самом деле было сухо. Половину ведра вылил на спину. Чуть полегчало. Добрел до кафтана, вытащил из карманов бомбочки, положил на стол. Поискал, нет ли в комнате жира какого-нибудь или мази. Наткнулся на целый туесок с какой-то мазью, принюхался – на травах. Видимо, палачам приходилось и раны смазывать, дабы жертва не отдала концы раньше времени. Сорвал остатки исподней рубахи, обильно изнутри смазал мазью поддоспешник, напоминавший жилет из войлока, и надел на себя. Затем натянул кольчугу, что лежала кучкой рыбьей чешуи на полу, поверх нее – рубашку и кафтан.
В подвале было сыровато, хоть печка и тлела. Скоро она погаснет и остынет, будет совсем нежарко. Дрова лежали недалеко; я стал подбрасывать по полешку, поддерживая огонь. Мне нужно было не только тепло, но и огонь, чтобы вовремя запалить шнур от бомбочки. С кресалом все выполнять долго и неудобно, мешкотно – как здесь говорили. Кстати, очень точно.
Я сидел на стуле, бомбы – на столе, и ждал. Интересно, услышу ли я, как взорвутся бомбы в доме? Все-таки подвал глубокий. Очень мне Серегина помощь нужна. Князь дома, даже если отлучился куда, то дружинников в доме, как холопов и слуг, полно. Нужны переполох, испуг, шум, неразбериха.
Время тянулось медленно. Часов у меня не было, окна в комнате – тоже, сколько часов прошло с тех пор, как меня бросили в это узилище, я не знал. Но чувствовал – пора уже.
Точно! Наверху жахнуло так, что затряслись стены, сверху посыпалась земля и какой-то мусор. Через несколько минут жахнуло еще раз, по-моему, даже сильнее, чем первый. Видно, пороху поболее положил, не на заводе, чай, делали – сам, без весов, на глазок. Надо сматываться. Я поджег фитили, прошел сквозь двери; пройдя по коридору, поднялся по лестнице. Остановился еще перед одной дверью. Снизу, через щель, ощутимо тянуло дымом, прислушался – по дому топало множество ног, кричали. Ну, твой выход, атаман!