Атаман царского Спецназа
Шрифт:
Я спокойно стоял у оружейной лавки, оглядывая выставленное для продажи смертоносное железо. По проходу шел явно поддатый норманн – здоровенный верзила с вислыми усами, рожа красная от выпитого, жилистый, с руками чуть не до колен, ладони – в грубых мозолях от весел. И хоть он был без кольчуги, из-за спины выглядывали рукояти перекрещенных мечей, висящих на перевязи. Молодцу явно хотелось почесать кулаки, он искал приключений. Намеренно толкнул одного прохожего, другого. Навстречу ему шла пара: мужик с окладистой рыжей бородой и с ним явно жена, в кике, с лукошком для покупок. И хотя
– Что, русич, силой померяться хочешь? Или кишка тонка? Все вы, русичи, трусы!
Такого принародного оскорбления мужик выдержать не смог, кинулся на обидчика. Но куда мастеровому против воина, сызмальства росшего в воинских забавах. Норманн ловко увернулся и завесил кулаком мужику в ухо. Тот упал, затем поднялся, присел и, покачиваясь, затряс головой.
– Ну, кто еще хочет?
И вдруг меня как черт под руку толкнул. Все происходило на моих глазах, да и окружающие видели, но броситься на помощь никто не спешил. Уж больно нехорошая слава закрепилась за норманнскими гостями. Буйны, несдержанны, в питие неумеренны, оружием, с которым не расстаются никогда, владеют отлично.
Я вышел вперед, из оружия был только поясной нож. Норманн – я их пока не различал, швед ли (по-местному – свей), норвег? – выхватил оба меча из-за спины и завращал ими. Мечи слились в два сверкающих круга. Гиблое дело – он обеерукий. Обычный воин держит в правой руке меч, в левой – щит. Мастера – в каждой руке по мечу. Очень опасно! Но я ничего предпринять не успел: растолкав зевак, вышли трое городских стражников – в кольчугах, опоясаны мечами.
– Брось оружие! – это норманну.
Тот скрипнул зубами, но подчинился. Будь это в другом месте, я думаю, норманн запросто уложил бы всех троих, но в чужом городе, на торгу – ни князю, ни посаднику это не понравится, до корабля своего такой храбрец и не дойдет. В городской дружине тоже умельцы есть.
Воины подобрали брошенные мечи, связали меня с норманном веревкой, старший встал впереди, двое воинов шли сзади. Я был обескуражен – я-то за что? Можно сказать, никаким боком. Единственное, что я успел, – сказать мастеровому: «На суд приди, свидетелем».
Нас провели мимо златоглавой Софии, по переулкам – на окраину, к небольшой бревенчатой избе, тюремщикам отдали мечи норманна и мой нож. Нас развели по разным камерам, заперли. Я не особенно переживал – ну, посижу ночку в тюрьме, не впервой в поруб попадаю. Завтра – княжий суд, разберутся, свидетелей много. В конце концов, если что пойдет не так, я всегда смогу беспрепятственно покинуть стены узилища. Но не хотелось и в Новгороде быть беглецом. Я чувствовал, что правда на моей стороне.
Я сгреб в кучу лежавшую на полу солому и улегся. Чего зря время тратить, когда можно выспаться. Плохо, что знакомых нет – никто не придет, еду не принесет, а кормить арестованных за городской счет не принято.
Так началась моя жизнь в Новгороде.
Глава VII
Воспользовавшись
– Вставай, тут тебе харчей принесли.
Я удивился – кто бы это мог быть? Но все вопросы заглушили голодные спазмы желудка. В конце концов, какая разница, кто принес еду?
Тюремщик подал лукошко, я откинул холстину. Так, вареные яички, полкаравая хлеба, кусок вяленого мяса и соленая рыба. Разумно: холодильника нет, ничего не испортится. Чтобы добро не пропало, я все съел за один присест, правда – не спеша. В животе приятно затяжелело. Но предаться перевариванию мне не дали, появился тот же тюремщик:
– Выходи, суд княжий, всех на площадь велено.
Голому собраться – только подпоясаться.
Меня вывели из тюрьмы, во внутреннем дворе уже стояло с десяток арестантов. Всех связали одной веревкой и колонной повели на площадь. Народу было довольно много, человек триста-четыреста.
Нас подвели к помосту, на котором стояло кресло, пока пустое. Вскоре вышел князь, уселся в кресло.
Сначала разбиралось дело о краже скота. Мне это было неинтересно, я стал вглядываться в толпу. О! Знакомые лица: я узнал мастерового с женою и оружейника, у лавки которого я стоял тогда. Это хорошо, свидетели, причем с моей стороны. Я бросил взгляд на норманна – он был через несколько человек от меня. Тот стоял, сохраняя невозмутимость, с пренебрежением поглядывая на народ.
Дошла очередь и до нас. Стражники вывели меня и норманна вперед, поставив перед князем.
– Имя?
– Юрий Котлов.
– Из каких будешь?
– Свободный человек.
Князь повернул голову к норманну. Тот не стал дожидаться вопросов.
– Кнут Ларсен, из данов, свободный человек.
Князь нахмурил брови:
– На торгу, сказывают, задирал людей, меч обнажил. Это правда?
– Меч обнажил в ответ на обиду.
– Видаки есть?
Из толпы протолкалось вперед человек шесть-семь, почти все сразу начали говорить. Князь поднял руку:
– Тихо, по очереди.
Каждый из свидетелей рассказал, что он видел. Князь обратился к норманну:
– Люди сказывают, ты первый начал их задирать, обиды чинить: толкался, женку чужую зацепил. Что можешь сказать в свое оправдание?
Норманн заносчиво пожал плечами.
– Присуждаю к гривне штрафа в княжеский доход, из города изгнать без права появляться.
Норманн насупился, сквозь зубы что-то забормотал по-своему. Стражники развязали меня, и я оказался свободен. Они подтолкнули – поклонись князю, невежа.
Я поклонился и отошел назад, к людям. Ко мне тотчас же подошли мастеровой с женой, пожали руку.
– Поблагодарить хотим за помощь, совсем норманны обнаглели, нигде проходу от них нет – ни на улице, ни на торгу. Гостю обнажить оружие – не по «Правде», грех.
Меня пригласили в корчму отметить мое освобождение. Кто был бы против? В корчме, недалеко от площади, где состоялся суд, было полно народу. Но нам местечко нашлось. Мастеровой протянул руку:
– Нифонт.
– Юрий.
– Пелагея.