Атаман царского Спецназа
Шрифт:
Купец перекрестился:
– Значит, и на площади ты был?!
– Я.
– Вот я и чувствую – рука знакомая. У меня на площади дочка была, тоже могла в Волхове оказаться. Домой прибежала – от страха трясется вся, когда отпоили, рассказала, как было. Я на тебя сразу подумал. Хотел сегодня прийти, предупредить, что узнали тебя многие. У меня в лесу заимка есть, хотел предложить на время туда перебраться, да тут – пожар, не осталось никого из опричников, некому ловить. От всего народа поклон и благодарность тебе, суровый
– Авдей, только не рассказывай никому.
– Не расскажу, сам понимаю. А одежу свою сожги, она не только дымом пахнет – вся в пятнах крови; не приведи Господь дознание учинят, тот же наместник.
– Понял, Авдей, спасибо, что предупредил.
Купец поднялся и ушел. Я оделся в чистое, скомкал верхнее свое одеяние, вышел во двор и в литейке для пуговиц сжег одежду. Саблю отмыл как следует в бочке с водой. Эх, нож поясной покупать теперь надо, хороший ножик был.
Не успел в дом зайти – в калитку стук. Я распахнул ее: у калитки стоял слуга Авдея, запыхавшийся от быстрого бега.
– Авдей просил к дому наместника, быстрее.
– Случилось чего?
– Не знаю, толпа собралась.
Одеваться не пришлось – сабля на поясе. Я рванул бежать. Авдей просто так просить не будет, значит – нужда.
Вывернул из-за угла – ого! Все пространство перед домом и даже переулок сбоку были заполнены народом. Люди возмущались, кричали женщины. Где же Авдей?
Я влез на забор, с него перепрыгнул на дерево. Ага, вот и он, почти в передних рядах. Да мне же не протолкаться. Там явно эпицентр событий, что-то происходит, люди размахивают руками.
Я спрыгнул с дерева, попытался растолкать толпу – бесполезно. Ладно, придется сквозь стены, авось никто не увидит. Прошел один дом, второй, через забор перелез, снова сквозь дом. Уже близко. Растолкал собравшихся, подобрался к Авдею:
– Тут я. Что случилось?
– Люди собрались, из дома силой наместника вытащили, вон он – на крыльце, никак убить хотят.
Я на мгновение задумался. Убить – это плохо. Царь Иван разгневается, войско пошлет, много крови невинной новгородской прольется, а наместника нового поставят, и наверняка более жесткого. Опричники – что? Мусор, мелочь! Сгорела изба – так по неосторожности, напились небось, быдло, да и сгорели. Мало ли домов по городам и весям российским горят? Да в той же Москве, не исключая Кремля. Надо срочно исправлять ситуацию.
Я пробился вперед. На ступеньках сидел дородный боярин в богатых одеждах. Глаза его опасливо бегали. Понятное дело, умирать бесславно не хотелось никому, а толпа жаждала крови. Боярин уже не ждал хорошего.
Я поднялся на ступени, поднял руку. Постепенно шум стих.
– Чего шумим, вече устроили по какому такому поводу?
Со всех сторон раздались негодующие крики:
– Утопить негодяя, как он хотел людей наших жизни лишить!
Я повернулся к боярину.
– Ты хотел людей
Боярин испуганно перекрестился:
– Нет, не хотел.
– Все слышали? Перекрестился боярин – стало быть, не врет. Опричники посвоевольничали, так их Господь за это наказал, – я указал в сторону, где была сгоревшая воинская изба и братская могила опричников.
Глаза боярина сверкнули, в них засветилась надежда, он почуял во мне защитника.
Стоящие в толпе, в задних рядах, закричали:
– Не слушай его, народ! Топить, в Волхов его!
– Кто там топить хочет? Выходи! Только сначала меня убить придется.
В толпе зашумели:
– Да это же берсерк! – Смелых не нашлось, никто не вышел.
– Убьете боярина – государь наш прогневается, полки воинские пришлет. Кто там шумит – ты готов положить голову на плаху? А может, хочешь сына в холопы отдать? Наместник – доверенное лицо государя, лицо неприкосновенное. Лишить жизни наместника – все равно что посла, только позором себя покроете. – Я решил выжать из ситуации все, что можно для себя лично. – Воинская изба случайно сгорела?
Я повернулся к боярину. Тот сначала неуверенно кивнул, потом еще раз, уже твердо.
– Ну вот, видите? А новых слуг государевых боярин уже и здесь набрать может, верно?
Боярин помялся, но снова кивнул.
– Ну вот, все и разрешилось. Можно расходиться – работа стоит, каша в печи стынет, пиво выдыхается.
Толпа еще некоторое время недовольно гудела, но боевой настрой уже пропал. Начали расходиться. Я повернулся к боярину:
– Извини новгородцев, сударь, но прими и мой совет – не надо попусту народ злить. Ты сейчас на волосок от смерти был, боярин!
Боярин был бледноват, утер рукавом пот со лба.
– Как имя твое?
– Что в имени тебе моем? Просто свободный человек Юрий!
– Должен же я государю отписать, кому жизнью обязан!
– Не стоит об этом государю писать, не царское дело – в мелочи вникать. Коли государь про каждую избу сгоревшую читать будет, ему и важными делами некогда будет заниматься. К тому же государь – человек мудрый, помазанник Божий, сразу поймет, что ты, наместник, ошибок наделал. Как ты думаешь, ему это понравится?
Боярин покраснел:
– Умные речи ведешь, да смел – не побоялся супротив толпы выйти. Пойдешь ко мне в советники?
– Нет, боярин, у меня свое дело, привык я сам, своими руками семью кормить. Не хочу никого над собой, ты уж не серчай. Коли нужда какая будет – могу подсобить, но постоянно – нет, не по мне.
– Тогда спасибо и бывай здоров.
– И тебе того же.
Мы разошлись. Авдей ждал на другой стороне улицы.
– О чем говорили?
– В советники звал.
– А ты?
– Отказался.
– Ну и дурак.
– Это почему же?
– Все бы знал, что царь Иван в отношении Новгорода замышляет.