Атаман Семенов
Шрифт:
— Стрелять будем позже.
Через сутки на это место вернулись снова. Козьей туши не было.
Белов с досадою хлопнул себя по колену:
— Я же говорил, сидеть нужно было, ждать... Надо же — подлая котяра схавала все!
— Не схавала. Уволокла.
От веревки остался лишь развившийся лохмоток. Так сработать могла только кошка. Тигр.
— Порядок, — удовлетворенно произнес старик.
— Какой же это порядок, какой порядок? — разгоряченно проговорил Белов, глянул расстроенно на старика, но тот на суровый косой взгляд даже не обратил внимания, присел на корточки, крякнул, осматривая широкий след, оставленный
Белов присел рядом, тоже вгляделся в широкую борозду.
— Ну и где же мы будем искать наше мясо?
— Километрах в двух отсюда.
Казак не удержался, присвистнул.
— Так далеко? Утащила котяра мясо и не сожрала?
— Всякому мясу тигра дает возможность малость вылежаться, подвянуть и только потом ест.
Кошка действительно оттащила козью тушу на два километра, пристроила на хранение под плотным, со сбитой шапкой кустом, лапой подгребла немного снега и ушла в тайгу.
— Кого-нибудь из наших выслеживать отбыла, — мрачно произнес дед, — рассчитывает со всеми разделаться, как с Емельяном.
— А чего она, падла этакая, не осталась стеречь свою добычу? Придут волки, все сожрут.
— Не сожрут. Любой волк, любой медведь, любая росомаха обойдут тигровую схоронку стороной, побоятся тронуть...
Люди посмотрели на схоронку издали и, устроившись в снегу, стали ждать.
Было холодно. Приносившийся с гольцов ветер поднимал снеговую крупку. Она припорошила, сделала невнятными и их след, и широкую тигровую борозду.
Тигра не было.
Тоска это смертная — караулить кого-нибудь в схоронке, находясь в одеревеневшем состоянии — через полчаса уже перестаешь чувствовать и руки, и ноги, и самого себя, все немеет, делается чужим, сердце останавливается. И пошевелиться нельзя — всякое легкое движение может быть мигом засечено.
Не видно старика, не видно семеновского казака Белова, даже козьей туши — и той стало не видно — тоже засыпало снегом, Но тигр хорошо знает, где спрятал свое мясо — зверь обязательно вернется на это место.
Тигр появился в ночи — неслышно вытаял из густотья деревьев, пробил мощным торсом с полдесятка глубоких снеговых наплывов и, сделав несколько длинных плывущих прыжков, очутился в крохотной лощинке, около куста, где он оставил козью тушу.
Старик первым заметил шевеление в темном ночном пространстве — будто возникло там привидение, взнялось над землей и исчезло. В следующее мгновение старик увидел тигра — душа сжалась в комок, показалось, что тигр смотрит на него.
Здоровая, весом не менее двенадцати пудов кошка стояла рядом с присыпанной белой крупкой козьей тушей и, как и старик, слушала пространство: не раздастся ли какой-нибудь подозрительный звук? Хоть и сильна была кошка, хоть и принадлежала к породе зверей, которые повелевают миром, а что-то простодырное, земное, даже мужицкое проглядывало, как показалось старику, в ее повадках. Он смахнул с ресницы примерзшую слезку и приложился к прикладу трехлинейки.
Задержал в себе дыхание. Одна лишь мысль, поспешно возникшая» сверлила сейчас его мозг: «Только бы тигра не почуяла чего, только бы она не ушла...»
Все в старике напряглось, глаза сделались молодыми, зоркими — каждый предмет обрел свои четкие, будто бы хорошо прорисованные очертания... Кошка неожиданно насторожилась, хотя людей,
Раздался выстрел. Приклад запоздало ударил старика в плечо. Второй выстрел он успел сделать за несколько мгновений до того, как кошка исчезла. В тот же миг старик уловил сырое чмоканье — пуля поцеловала живую плоть.
Дед проворно поднялся на ноги, стряхнул с одежды снег, он успел выстрелить два раза, Белов — ни одного.
— Чего же ты не стрелял? — спросил старик Белова с досадой.
— Я ее, лихоимку, даже увидеть не успел, все так быстро произошло.
— Быстро, — недовольно проворчал старик, — а если бы дело было на фронте? Ты бы уже без головы был. — Держа винтовку наперевес, он по снегу двинулся к засыпанной крупкой приманке.
— Фронт — совсем другое дело, — миролюбиво произнес Белов, — там все проще... Ни германцев, ни японцев, ни французов, ни англичан я с тигром сравнить не могу. — Белов так же, как и старик, держа винтовку наперевес, а палец не опуская с крючка, двинулся вслед за дедом.
Ложбинку с приманкой они обогнули, поднялись на макушку гольца. Дед вдруг остановился и резко присел. Белов также присел, проговорил хриплым одышливым шепотом:
— Ты чего, старый?
— Показалось, что тигра затаилась, схитрила, а теперь решила взять нас.
Но старик ошибся: на этот раз он стрелял точно — обе пули попали в цель. Кошка колобком скатилась с гольца и пушистым темным комком застряла в снегу у подножия.
— Все. — Старик поставил трехлинейку на предохранитель, повесил ее на плечо, выкашлял в ладонь какую-то пакость, вытер руку о наст и выругался: — Еще пара таких засад — и можно на погост.
— Мертвая, что ли? — настороженно вытянув шею и вглядываясь в шерстистый клубок, спросил Белов.
— Мертвее не бывает.
Одна из дедовых пуль угодила амбе в череп — вошла в глаз и застряла в прочной костяшке. Старик ногой сдвинул голову тигра в одну сторону, проверяя, не изуродована ли она пулей — голова была цела, проверил другую сторону и остался доволен.
— Шкуру подарим нашему атаману, — сказал он.
— А то, что эта гадина съела человека — ничего?
— Во-первых, не съела, а убила, а во-вторых, Григорий Михайлов такие штуки очень любит... Пусть тигровая одежка украсит ему спальню.
В пылу разборок с тигром неожиданно исчез урядник Сазонов, исчез внезапно, словно сквозь землю провалился.
Первым урядника хватился прапорщик Вырлан:
— Где Сазонов?
Этого никто не знал. Лицо прапорщика нехорошо передернулось, будто Вырлана оглушила сильная зубная боль.