Атаман. Черная месса
Шрифт:
Кисти рук отнялись от боли. Подпрыгнув с места вверх, Юрий уперся локтями и забросил свое тело в ближайший оконный проем.
Сторож, расслышав стрельбу, мог вызвать милицию. Кто-то из троицы не упустил это из виду.
– Дай ему по зубам, чтоб часок отдохнул – эти слова относились не к Терпухину.
Свободы для маневра у Атамана пока хватало. Главное – самому не загнать себя в тупик, чтобы не пришлось потом разбивать кирпичные перегородки или цепляться ногтями, забираясь вверх по стене.
Он рассчитывал, что троица рассредоточится, чтобы зажать его в клещи. Но противники не проявляли самоуверенности,
Пришлось даже «выдать» свое присутствие, когда он почувствовал падение энтузиазма в рядах врага. Кто-то из троицы предположил, что незнакомец давным-давно слинял и они напрасно теряют время. Другой глухо поддержал:
– Сейчас он заново вызовет тех же ментов. Устроит нам веселую жизнь со второй попытки.
– Тихо, – оборвал старший. – Я его слышу, гада.
Все трое замерли. Но Терпухин решил не перекармливать их подарками.
– Померещилось, – шепотом предположил скептик.
– А я говорю, он здесь, в подъезде, – так же шепотом ответил старший. – И никуда уже не денется, мы его слишком высоко загнали.
Все-таки троице пришлось слегка рассредоточиться. Один остался на лестнице, чтобы надежно ее перекрыть. Другой притормозил на пороге очередной квартиры – в этом подъезде все перегородки были уже закончены. Третий двинулся дальше, в конец просторного холла, к дверному проему. Проем вел в следующее жилое помещение.
Не пересекая границы, вооруженный человек присмотрелся к площади комнаты, доступной обзору. Все как обычно: кладка стен с неаккуратно заделанными швами, засохшие брызги раствора, шершавая поверхность нижних плит перекрытия.
Он положил палец на спусковой крючок и, сделав над собой усилие, резко толкнулся вперед. Сразу развернул дуло в сторону «мертвой» зоны, но этот угол оказался пустым…
Тот, кто остался на лестнице, выбрал самую надежную позицию – встал на площадке, прислонился к стене широкой спиной, обтянутой джинсовой рубашкой. Подмывало окликнуть напарников, поднявшихся выше этажом. Но, устроив перекличку, все трое засветили бы свое местонахождение. Поэтому он молча продолжал наблюдать за лестничными маршами по обе стороны от пустой шахты, где еще не начали монтировать лифт.
Вдруг рядом на пол упал кирпич. Конечно, он не мог самостоятельно вывалиться из стенки. Человек в джинсовой рубашке невольно посторонился и поднял взгляд вверх. Он уже понял, что кирпич призван отвлечь внимание. Но мышцы имели большую инерцию, чем бесплотная мысль.
В следующий миг он уже развернулся к выходу из коридора. Но только для того, чтобы получить удар в лицо, а не в затылок. Терпухин бил ногой, кисти рук все еще болели от ударной силы пули, передавшейся чугунному блину.
Противник рухнул раньше, чем успел разглядеть Юрия в лицо. Атаман подхватил на лету выпавший обрез, и тут полоснула милицейская сирена. Видимо, кто-то, кроме сторожа, расслышал выстрелы – прохожий по ту сторону забора или проезжий водитель, зачем-то сбросивший скорость. Проявил гражданскую ответственность, сообщил куда следует. И вот теперь менты вторично прибыли по прежнему адресу, чтобы в один момент все поломать.
Глава восьмая
За три года до нападения на табор далеко от казачьих степей, в стольном граде Москве, произошло незначительное на первый взгляд событие. Хозяин однокомнатной квартиры в доме номер шестнадцать на Большой Ордынке решил поклеить новые обои.
Вообще-то он был человеком неприхотливым, как большинство системных программистов. Экран компьютера, круг света лампы на столе. В круге – оптическая «мышь», клавиатура, чашка кофе и дымящаяся сигарета на краешке пепельницы. Все остальное не удостаивалось пристального внимания: протекающий бачок унитаза, двухмесячной давности пакет с молоком в глубине холодильника, окаменевшая земля в горшках с комнатными растениями.
Впрочем, Кириллова нельзя было назвать человеком равнодушным к красоте и комфорту. Сигареты он покупал себе самые лучшие, кофе – тоже. Чашка была знаменитого кузнецовского фарфора, пепельница – хрустальной. Они тщательно отмывались в конце каждого дня.
После развода с женой Кириллов вернулся к матери. Потом мать умерла, Олег остался в квартире один. Трудился он по свободному графику. Начальство разрешало вообще не выходить на работу, сидеть за компьютером дома. До сих пор он этим не слишком злоупотреблял.
Почему он решил вдруг обновить обои? Просто часть стены попадала в круг света от лампы. С какого-то момента выцветший рисунок стал угнетать его. Клеить одну полосу на нужном месте? Нет, Кириллов вовсе не был ленивым человеком, он готов был пожертвовать целым днем.
Посчитал нужное количество трубок, купил в ближайшем магазине вместе с обойным клеем. Отодвинул мебель от стен, оставив место для раскатки рулонов. Стал обдирать старые обои. Отходили они вместе с газетными листами – когда-то их клеили первым слоем для надежности.
Кириллов тоже решил сделать все основательно и начать с газет, оклеить ими все стены сверху донизу. Старых газет он не нашел, зато отыскал на шкафу номера «Огонька». Мать любила читать, выписывала периодику. Только в последний год, тяжело заболев, она потеряла к ней всякий интерес. Олег аккуратно забирал журналы из почтового ящика, но мать уже к ним не прикасалась.
Кириллов стал разрывать «Огоньки» на отдельные листы. Работа продвигалась быстро – ничего не нужно было выверять, как при поклейке обоев, просто мазать кистью лист и шлепать на стену. По ходу дела он успевал машинально прочесть несколько строчек, жирные заголовки и фотографии сами лезли в глаза.
Репрессированные поэты, подлинные обстоятельства процесса над Берией, полемика на Съезде народных депутатов, интервью с главой литовского «Саюдиса», выборы директоров производственными коллективами… Неужели когда- то это было интересно, актуально? Теперь заплесневелая древность, как войны римлян с варварами.
Кириллов не любил засорять мозги ненужными ошметками информации. Он стал клеить листы вверх ногами и думать о своем, о программе, которую должен был закончить к концу недели. Очередной номер был полностью израсходован, Кириллов раскрыл следующий, приготовился раздирать на листы и вдруг увидел самого себя в старинном офицерском мундире с аксельбантами и погонами.