Атаманыч
Шрифт:
— А-аныч!
«Меня ищут!» — обрадовался Миша и крикнул:
— Ау-у!
Он прислушался, но крик не повторился, и тогда он испугался и закричал что было силы:
— Эй, сюда! Сюда-а! Ау-у!
— Перестань орать! — вдруг услышал он почти над ухом сердитый голос. Возле него стоял сержант Кандалин…
— Товарищ сержант! — обрадовался Миша.
Но лицо Кандалина, обычно такое приветливое и добродушное, сейчас было усталым и строгим.
— А ты, оказывается, непутевый парень, — укоризненно сказал он. — Целый
Миша вспыхнул и потупился:
— Я… я хотел… догнать вас…
— Мало ли что ты хотел! — перебил его сержант. — Тебе было приказано оставаться на месте. И ты не имел права нарушить приказ! Ты солдат или кто?
Миша готов был провалиться сквозь землю от стыда. Он то краснел, то бледнел, а сержант продолжал:
— Придется теперь подать на тебя рапорт твоему командиру. Нарушение приказа, и все такое… Кто у тебя командир-то?
— Лейтенант Остапов, — пряча взгляд, ответил Миша.
Ему тут же представилось, как нахмурится командир разведвзвода Остапов, как посуровеет его лицо и он скажет:
«А я хотел сделать из тебя настоящего разведчика».
Миша с такой тоской посмотрел на Кандалина, что того, видимо, тронуло явное раскаяние мальчика.
— Ну ладно, — уже другим тоном сказал он. — Принимая во внимание, что ты почти сутки провел в походе, можно сказать, контужен и все-таки не раскис, я тебя прощаю. Но запомни на всю жизнь: пусть эта твоя ошибка будет последней. Приказ выполняй свято. Понятно?
— Так точно, товарищ сержант! — обрадовался Миша. — Я заблудился немного… А то бы вас догнал… Вот, поглядите, что я нашел в кустах! Оленью шкуру!
Сержант присвистнул:
— Вот это ты молодец! Некрасов как раз что-то про шкуру толковал, только я ничего не понял. Идем-ка скорее в штаб, там разберутся.
— Лейтенанта нашли? — спросил Миша.
— Нашли, — тихо ответил Кандалин и отвернулся. — Прямо в сердце ему пуля попала…
Сержант взвалил оленью шкуру себе на спину и пошел, держа направление на Камышовый хребет. Миша едва поспевал за ним.
— Далеко еще? — наконец спросил мальчик.
— Устал? — Кандалин остановился, посмотрел в побледневшее, осунувшееся лицо мальчика и сказал: — Давай отдохнем минут пяток.
Миша свалился прямо на траву, а Кандалин, сбросив со спины шкуру оленя, присел на поваленную березу.
— Вы, товарищ сержант, здорово в лесу ориентируетесь! — восхищенно сказал Миша.
— Э-э, браток, я с малых лет охотник. Мне лес — все равно что дом родной. У нас в республике леса на сотни километров тянутся…
— Где у вас?
— На Волге, в Марийской республике, — задумчиво проговорил сержант. — Ты небось про те места только в учебнике по географии читал, а я там вырос. До революции такое захолустье было, не приведи бог. Жили мы в деревне, с хлеба на воду перебивались, а тут еще отца моего на каторгу сослали, в аккурат сюда, на Сахалин.
— А за что вашего отца на каторгу-то сослали? — спросил Миша.
Кандалин немного помолчал, потом снова заговорил:
— Ты небось слышал, как до революции крестьянам жилось? Жили в нужде да в нищете, а наши, марийские, крестьяне и того хуже. Народ наш небольшой, грамоты тогда почти никто не знал, жили в темноте. Нас богачи и за людей-то не считали. Я, конечно, всего этого не помню, мне дед рассказывал… Так вот, пришло время, начались в России волнения. Про девятьсот пятый год, поди, слыхал? Начали и марийцы поднимать головы. Появились у них свои вожаки-агитаторы. Вот таким агитатором и был мой отец. Ясно теперь?
— Ясно, — отозвался Миша.
— Так я никогда своего отца и не видел, — вздохнул Кандалин. — Не вернулся он с каторги…
Сержант замолчал. Молчал и Миша, не решаясь прервать его грустных воспоминаний. Наконец он спросил:
— А как же вы на Сахалин попали? Нарочно приехали?
— Нет, браток, я на Сахалин попал случайно. Как началась война, в первый же день пошел в армию добровольцем, думал, на фронт попаду, а меня сюда послали. Тут уж ничего не попишешь, на то военная служба. Что прикажут — выполняй! Так-то, браток. Ну, хватит разговоров. Отдохнули, пора в путь!
Глава восьмая. «Опять этот мальчишка!..»
Тем временем, отлежавшись немного в землянке санчасти батальона, Хиросита под конвоем двух автоматчиков шел через лес по тропинке. Его вели в штаб полка.
Он шел медленно, нарочно прихрамывая. Ему хотелось оттянуть время, чтобы продумать план побега.
Хиросите трудно было поверить в то, что он, лучший, опытнейший разведчик дивизии, попался. Попался так неожиданно и нелепо, из-за какого-то мальчишки.
Почти тридцать лет служит он в японской разведке. Ему не раз приходилось бывать в России, выполняя опасные и ответственные задания, и до сих пор все сходило благополучно.
А к этому переходу границы он готовился особенно тщательно. Много дней провел он на границе близ полицейского поста Хандаса, выбирая удобное для перехода место.
Долгие часы проводил он в засаде, наблюдая за всем, что делалось на советской стороне.
Однажды, видя, как свободно разгуливают в запретной зоне олени, он подумал: «Вот кому не указаны никакие границы!» И тут ему пришла мысль перейти границу, забравшись в шкуру оленя. Прием, правда, не новый: ему были известны случаи, когда разведчики переходили границу в шкуре коровы или одев на ноги когтистые лапы медведя, чтобы на тропе остался след медвежьей лапы, а не человеческой ноги.