Атаульф
Шрифт:
Недавно Аргасп с Теодагастом грызню учинили. Дескать, дылда Теодагаст нечаянно Аргаспу локтем в щит попал и проломил щит. Аргасп с Теодагаста пытался стоимость поврежденного щита содрать, переругались, едва не передрались. Раньше такого позора бы не случилось.
Отец алариховой жены таких щитов вовек не делал. Удавился бы от позора, произойди с его щитом такое. И сколь крепки были щиты отца, столь же крепка была добродетель дочери его.
Так дедушка Рагнарис говорит.
И родила жена Алариху четырех дочерей, а последним —
Рождению Теодобада радовались в бурге так, будто в каждой семье по сыну прибавилось. Особенно же радовался дедушка Рагнарис.
Пять зим сравнялось Теодобаду, когда Аларих его у жены отнял, оставив ей для забавы дочерей. Знал, что вырастит такими же крепкими и добродетельными, какова сама была, и потому о них не заботился.
И рос Теодобад при дружине, при забавах дружинных, с ранних лет к мужеству и геройству привыкая.
Наш дедушка Рагнарис учил Теодобада многому из того, что знал. И Хродомер учил. И многие другие тоже. А Арбр не учил. Арбр уже тогда людей сторонился.
И мужал Теодобад.
Был Аларих телом крупен, голову имел большую, лицо широкое, усы вислые, часто от пива слипшиеся наподобие острых наконечников копейных.
Для Алариха превыше всего дружинное братство было.
Была мечта у Алариха. Думал Аларих над воротами бурга башню соорудить. Дескать, у вандалов в бурге есть башня, у гепидов есть. Даже у герулов такая башня есть.
А к тыну у ворот притулилось жилище одного из дружинников. Снутрс его звали, был он тогда совсем молод.
И снес жилье Снутрса Аларих, а самого Снутрса к себе в дом взял. И дабы совсем уж обиду загладить, дружиннику нанесенную, отдал ему в жены свою старшую дочь — та как раз в годы брачные вошла.
Второй дочери также мужа в бурге нашел Аларих.
Двух младших Аларих выдать замуж не успел, их Теодобад потом по селам раздал в жены почтенным и зажиточным воинам.
Но то потом случилось.
Покамест же был Теодобад мальчишкой. Наш дедушка Рагнарис хорошо помнит это время. Рос Теодобад при Аларихе. Аларих сына заставлял по всему бургу драться. Если в седмицу Теодобад ни одной драки не затевал, то сек Аларих Теодобада, ибо был суровым отцом.
Если же в тех драках бит бывал Теодобад, то тоже сек его Аларих.
Проницательность в Теодобаде взращивал.
Аларих чрезвычайно любил трапезничать и находил в том немало радости. И потому всячески поддерживал тот обычай, какой отец его Ариарих еще в давние времена завел. Ходил по домам и везде кормился.
И дружину с собой водил.
А разведчиком у них Теодобад служил. Он-то как раз и должен был вызнать, где доброе пиво варится, где доброй еды наготовили.
У ворот часто Теодобад караулил, смотрел — не возвращается ли кто с охоты при богатой добыче. И ежели видел тушу оленя, либо кабана, то отцу рассказывал.
А отец уж потом спешил с верной дружиной.
Теодобад впоследствии очень хорошо знал, у кого в бурге что есть, ибо сумел изучить имущество сограждан своих, пока по гостям ходил и выслеживал по отцову наказу.
Подросши, Теодобад и по селам окрестным выслеживать начал.
Через наблюдательность теодобадову и бабка Мавафрея потом пострадала.
Щедрость сердечную являя, любил Аларих, помучив сперва, рабов отпускать. И требовал он, чтобы дружинники тех рабов в бою добывали, а он их потом отпускал. И оттого много пленных всегда из походов пригоняли.
С женой своей Аларих часто ссорился. Ссориться любил не дома, а на площади, перед дружинными хоромами. И весь бург дрожал, когда Аларих на жену свою кричал, а та, будучи женой и матерью вождя, достойно ему отвечала. И веселился старый щитник.
Несмотря на ссоры и крики, был Аларих добр. И если в бурге случалась у кого-нибудь беда, без военного вождя не обходилось: первым приходил и целить пытался. А после уж и знахари являлись.
Сам же Аларих, когда страдание его настигало, страдать любил на площади перед дружинными хоромами, где отец его Ариарих три дня с мечом в руке лежал, смерти ожидая.
Дедушка Рагнарис помнит, как одолела однажды Алариха страшная зубная боль. Была эта боль ужаснее герульского нашествия и столь же позорна. Выл и стонал Аларих, на землю бросался, пыль ел, убить себя пытался. Ярился Аларих, порываясь в одиночку на герулов набег учинить страшный; хотел Аларих геройски и кроваво там пасть. Едва удержали его, на руках вождя повисши: два дружинника на левой и три — на правой.
Остальные дружинники стояли перед Аларихом и веселить вождя пытались, чтобы забыл он свою боль.
Был в бурге один златокузнец, который фибулы изготавливал, всякую тонкую работу делать умел. Другие же два кузнеца, что в бурге были, подковывали лошадей, ковали мечи, а чаще — топоры (ибо в те времена народ был богатырский). И для такого деликатного дела, как вырвать зуб вождя, не годились.
Эти двое кузнецов, вождю сострадая, тоже на площадь пришли со своими орудиями, но прогнала их жена алариха, за жизнь мужа опасаясь. Ибо любила его дочь щитника, хоть и бранилась с ним прилюдно.
А златокузнец на охоте был. Двое верных дружинников, дедушка Рагнарис и Хродомер, помчались искать златокузнеца. Ибо лишь он один мог беду отвести.
К исходу дня лишь привезли златокузнеца в бург. Ехали и боялись, что и бурга-то на прежнем месте не найдут. Как раненый зверь, метался Аларих, хотел все порушить и с собой в могилу забрать.
Увидев златокузнеца, как-то разом обмяк и на волю его отдался. Потребовал только, чтобы меч ему в руку дали на тот случай, если умереть придется.
Весь бург собрался смотреть и ужасаться.
Те два кузнеца, что мечи ковали, на златокузнеца прежде всегда свысока глядели, ибо занимался безделками. Тут же вдруг оказалось, что нет никого превыше златокузнеца. И те два кузнеца орудия ему подавали и все приказания исполняли.