Шрифт:
ЗАКОНЫ РОССИЙСКОЙ ГЛУБИНКИ
У КИМЫ
По дороге из Санкт-Петербурга в Волгоград, я делаю небольшой крюк и останавливаюсь погостить у своей тетки. Зовут ее Кима и живет она в Саратове. Бывший работник народного образования, в свои восемьдесят четыре года, тетка сохранила и ясность ума, и чувство юмора. Ее брат и четыре родные сестры живы и являются единой, на удивление, крепкой семьей.
Марлен, Кима, Роза, Вера, Элеонора и Клара.
Когда я смотрю на этот список, мне хочется встать и исполнить «Интернационал»,
Старшего брата Марлена назвали в честь немецкого основоположника диалектического материализма – Маркса и его российского последователя – Ленина, соединив первые три буквы от фамилии каждого…
Розу – в честь революционерки Розы Люксембург.
Аббревиатура Коммунистического Интернационала Молодежи досталась следующей дочери.
Имя четвертого ребенка – Вера – для невнимательных может показаться именем со стороны, но, имея список перед глазами, вы поймете, что это – террористка Вера Засулич. Ничего, что Засулич стреляла в градоначальника и попала… Времена были такие: боевые, революционные! Это ценилось…
А далее произошел какой-то сбой, может быть, даже протест!
Элеонору назвали в честь жены президента США Франклина Делано Рузвельта – масона и одновременно совладельца угольных и транспортных компаний…
Видимо, революционно-коммунистический запал у родителей иссяк, уступив место свежим именам и лицам на страницах газет. Элеонора Рузвельт была очень популярна в 1939 году. Тогда и появилась на свет маленькая Эля.
Ко времени рождения последнего ребенка (моей мамы) в 1941 году все снова встало на свои места. Девочка получила имя одного из основателей компартии Германии и яростного борца за права женщин – Клары Цеткин.
Сейчас трудно сказать было ли это истинное желание самих родителей или кого-то еще – дать почти всем детям бунтарские, окрашенные революционной идеологией имена. Последнее время я все больше склоняюсь к версии принуждения, психологического давления и прямого указания «тохварищей», как называла большевиков бабушка.
Известно только, что до революции 1917-го года Шулейкины были рядовой казачьей семьей. Они имели свою землю, большое здоровое хозяйство и два дома. Один дом принадлежал их деду с бабкой, а второй, новый, был построен для молодой семьи их отца – Ивана, который только начинал свою самостоятельную семейную жизнь.
В начале тридцатых годов прошлого века деду и отцу пришлось все нажитое отдать молодому государству, обменяв это на жизнь и свободу. Большевикам удалось на конкретном примере сестры деда ясно и доходчиво объяснить Шулейкиным, что пара сотен гусей, оба дома и земля – это суета все, обременительная собственность, от которой только ненужные заботы и пустые хлопоты…
Сестру отослали в Сибирь, расстреляв перед этим у нее на глазах мужа за то, что «кулак» не хотел по-доброму расставаться со своими коровами, пастбищем и домом.
Задавленные и напуганные Шулейкины, видя, как безжалостно казнят родственников и знакомых, все свое движимое и недвижимое имущество отдали комиссарам, а сами переселились в коммуну, где был построен общий холодный барак.
Кто съел гусей Шулейкиных и кого поселили в их два дома мои тетки не знают, так как они были слишком маленькие и ничего не понимали в ту пору. Известно только, что дом сестры деда превратили в начальную школу.
Я ребенком была в этом доме в семидесятых годах прошлого века. Меня привела туда мама, чтобы показать первую школу, в которой она училась. Обычный дом с большой горницей и одной спальней. Дом сельских тружеников. Я тогда не могла понять – как это можно жилой деревенский дом с русской печкой называть школой?
Хозяйка же этого дома, отбыв несколько десятков лет в Сибири, вернулась в свои края, чтобы доживать рядом с оставшимися родными. Я помню ее. Она еще была жива в семидесятых. Сухонькая пожилая женщина, живущая в землянке неподалеку от своего бывшего дома, который ей, конечно, не вернули.
Землянками назывались маленькие хаты с земляным полом. Внутри это было просто микроскопическое помещение с печкой. Я, мама и хозяйка едва помещались там втроем. Женщина построила жилье сама. Вероятно, не без помощи родственников…
Свобода в виде коммуны обернулась голодной смертью деда, бабки, а также смертью одного из детей Ивана – у Шулейкиных был старший брат по имени Александр…
Неизвестно выжила бы молодая семья Ивана, но через пять лет, понимая, что эксперимент с коммунальной жизнью окончательно провалился, похоронив большинство своих участников, правительство советской республики изменило курс. На первое место вышли колхозы.... Отцу предложили заняться укреплением одного из них. Он быстро согласился, потому что наблюдать как его собственные дети пухнут с голода было невыносимо…
Так внезапно мой дед Иван, отец Марлена, Кимы, Веры, Розы, Элеоноры и Клары, превратился в председателя колхоза. Председателем побыл он недолго. Началась война. Иван ушел на фронт и уже в 1942 году пропал без вести. Дети выросли без него. Вот такая обычная для того времени история осиротевшей семьи....
Утро Кимы, брата и всех сестер начинается с телефонной переклички. Последние годы родственная связь между ними стала крепче, потому что все они перешли на единого мобильного провайдера, получив доступ к безлимитным бесплатным разговорам друг с другом. Вся семья разбросана по селам, хуторам и станицам двух областей: Саратовской и Волгоградской. Если случается какая-нибудь новость у одного, то буквально через пятнадцать минут это становится достоянием всей семьи. Марлен, сообщая что сегодня идет к глазному врачу заканчивает:
– Ну все… Передай там по эстафете.
Это значит, «можешь звонить остальным…». Новостей у них мало…
Все сестры уже похоронили мужей, а брат – свою жену. Теперь они остались одни: каждый в своем доме или квартире…
Тетка любит смотреть, как я раскладываю чемодан и радуется, если ей привозят какой-нибудь подарок. Причем радуется она одинаково и пирожку с мясом из близлежащей кулинарии, и новым удобным туфлям. Когда я приношу пакет из продовольственного магазина, тетка буквально летит на кухню смотреть и пробовать продукты. Тестируется все одновременно: и квашеная капуста, и шоколад, и красная икра, и творог.