Атенаора Меттер Порфирола
Шрифт:
деревушкам, Дева Чудес добиралась до окраинных хижин и ночами
негромко трубила под окнами в раковину. И люди уже знали: надо
опасаться урагана.
Издавна жительницы побережья, да и средних земель
приходили молить ее о помощи в своих женских невзгодах, и
помощь эту получали, но отчего-то потом, воротясь домой,
начисто забывали, где именно встречались ночью с Археанессой,
и наутро растерянно бродили по берегу, пытаясь вспомнить, не
здесь ли это было... И каждая новая просительница наудачу
выбирала,
Духов Вод, и никому не было отказа в помощи от Археанессы,
витал ли над Островом месяц вихрей, или месяц, когда птицы
вьют гнезда, или месяц, когда в столице пишут на золотых
скрижалях...
Затаившаяся на берегу заметила вдруг, как туман, который
только что стелился по воде, собрался воедино, сгустился над
волнами подобно фигуре Неясных, плывущих очертаний. Похоже на
большую прозрачную раковину... Нет! Дева вышла из моря и стала
на берегу, словно легкое облако.
– Рапан! Эй, смотрите! Рапан!!!
Так кричал, и крик этот вмиг собрал в стайку всех купальщиков, плотный красно-загорелый подросток. Он нетерпеливо, подпрыгивал, размахивая руками, едва не задевая своего приятеля, стоявшего рядом. А тот и не замечал этого, зачарованно уставившись на раковину, вынесенную на песок волнами.
Рапан на языке черноволосого и загорелого было обозначение самой замечательной раковины, которую ему приходилось видеть в жизни: дядьке подарил ее приятель-моряк. Однако мальчишек этого города, отстоявшего не так уж далеко от Океана, трудно было бы удивить тускло-оранжевым рапаном. На песке лежала истинная диковина!
И невообразимой формой, и безудержной расцветкой она превосходила и рапана, и нептунию, и кассиду, живущих в далеких южных морях. Что вообще можно было сравнить с нею - такою розовой, будто ясная заря, излучавшей из своей сердцевинки таинственное перламутровое свечение!..
И толпа ребятишек, сперва разразившаяся восторженными воплями, вдруг замерла и затихла, заглядевшись на это чудо. Такое они все видели впервые, и никто, конечно же, не мог знать, что лишь троим из них доведется увидеть подобное вновь - и то через много, много лет...
Дева-Туман стояла на берегу, и волосы ее развевались за
спиной, словно легкие крылья, и лицо ее было чистым и ясным,
будто звездный свет.
– Пришла я на твой стон, в ночи зовущая на помощь,
проговорила Дева тихо, но женщине почудилось, что ее голосу
отзывается дальнее эхо.
Археанесса протянула свою белую руку, но женщина
склонилась перед ней, едва справляясь с безмерным ужасом.
Археанесса безмолвствовала, хотя, казалось, эхо ее голоса еще
бродит по берегу. И просящая решилась, и резко вытянула вперед
руку, и дотронулась до странно-жаркой ладони той, что явилась
из моря. И на миг ей почудилось, что одним лишь прикосновением
своим Дева стерла с нее и нескладность
к ней любимого, и муки от бесплодия, которое мешало ей
растопить сердце милого, обратить его вновь к себе. И даже
замыслы отмщения, иногда пленявшие ее измученное обидами
сердце, уничтожило прикосновение Археанессы!
Дева подняла невиданно-светлые глаза, словно пытаясь
разобрать знаки небесные. И женщина тоже посмотрела ввысь,
встретилась взором со взорами звезд. Она никогда и не
подозревала, что ночное небо так прекрасно и величаво... о,
даже прекрасней и величавей царского дворца! Звезды сверкают
ярче его наружных медных стен, и средних, украшенных литьем из
олова, и даже стен самого акрополя, покрытых орхиалком,
излучавшим сиянье, подобное огню. Женщина видела все это
несколько лет назад, на храмовом празднике в честь Бога Морей
и его супруги, родоначальников царской династии, и видела
золотые изваяния Морского Владыки и ста его дочерей на
дельфинах, и видела статуи первых правителей острова,
благословенных богами, и златые же статуи их высокочтимых
жен...
– О Луна, ты, что странствуешь ночью!
– вновь зазвучал
голос Археанессы.
– О звезды, владычицы судеб земных и
небесных! Вы знак Порфироле, молю вас, подайте, что дочь
призывает ее на подмогу для смертной!
Женщина и не заметила, как сам собою возгорелся ее почти
угасший костерок, от него потянулись к небу сладостные и
дурманные ароматы смирны и стиракты. Археанесса тоже тянулась
к небесам, и ее тело и одеяния налились вдруг прекрасным
розовато-золотистым, словно ясная заря, светом, и сама она,
чудилось, воспарила над землею, зовя:
– О Меттер! О Атенаора!..
– Наверное, там, в раковинке, радуга уснула, - произнес вдруг тоненький голосок, и мальчишки наконец-то заметили, что возле чуда, принесенного обимурскою волною, сидит на корточках - острые коленки выше плеч - девчонка в линялом купальнике, с обожженными солнцем плечами, а волосы ее до такой степени исхлестаны ветром и волнами, что туго-натуго закрутились в бронзовые колечки. И эта девчонка по-хозяйски поглаживает розовые извивы раковины.
Мальчишки смотрели на невесть откуда взявшуюся худышку, разочарованно осознавая, что вот - счастливица, первой увидевшая подводную красавицу, и, значит, именно она теперь - ее полновластная владычица!
Беловолосый, гибкий как прут парнишка, пренебрежительно присвистнув, вдруг растолкал толпу и быстро пошел прочь по берегу, туда, где темнела его одежда, полузасыпанная песком. Руки его против воли потянулись было к прекрасному дару волн, но этот дар был назначен не ему, он был чужой, а потому мальчишка заставил себя уйти, хоть, может, никогда в жизни ему не было так невыносимо тяжело отказаться от чего-то.