Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление (др. перевод)
Шрифт:
А потом Дагни отвернулась.
Она вдруг заметила, что и на нее тоже смотрят, что ее окружают люди, что она смеется и отвечает на вопросы.
Дагни не ожидала увидеть столько народа. Люди заполняли платформу, пути, площадь перед станцией; они стояли на крышах товарных вагонов на запасных путях, теснились возле окон домов. Их притягивало сюда нечто носившееся в воздухе, нечто заставившее Джеймса Таггерта в последний момент изъявить желание присутствовать на открытии ветки «Линия Джона Голта». Она запретила брату.
— Если ты
Представлять «Таггерт Трансконтинентал» на открытии был назначен Эдди Уиллерс.
Глядя на толпу, она немного стеснялась того, что все эти люди глазеют на нее в такой момент, настолько личный, что никакое общение просто не было возможным, и в тоже время ощущала, что это правильно — им положено находиться здесь, они должны хотеть увидеть ее, ибо зрелище свершения является самым великим даром, который человек способен предложить другим людям.
Она ни на кого не держала зла. Все пережитое и испытанное ею теперь превратилось в какой-то внешний туман, сделалось подобием боли, еще не угасшей, но уже не имеющей прежней силы. Все неприятное не могло устоять перед ликом реальности, и смысл этого дня был столь ослепительно и неистово ясен, как солнечные блики на серебристом металле локомотива: это должны были понять все вокруг, никто не мог усомниться в этом, и ей было не до ненависти.
Эдди Уиллерс внимательно следил за Дагни. Он стоял на платформе в кругу чиновников фирмы «Таггерт», начальников отделений, политических лидеров, и самых разнообразных местных администраторов, которых уговорами, подкупом и шантажом заставили дать разрешение на проезд поезда через города на скорости сто миль в час. В этот день и в этот час титул вице-президента обрел для Эдди реальность, и он с достоинством нес его. Однако пока Эдди был занят разговорами с окружавшими, глаза его все время следили за мелькавшей в толпе Дагни. Одетая в синие брюки и такую же рубашку, она не обращала внимания ни на какие общественные условности, которые переложила на него; ее интересовал только поезд — как будто она была всего лишь членом поездной бригады.
Заметив Эдди, она подошла к нему и поздоровалась с ним за руку; улыбка ее объединяла в себе все то, что было и так понятно без слов.
— Ну, Эдди, сегодня ты представляешь собой «Таггерт Трансконтинентал».
— Да, — негромко, торжественным тоном согласился он.
Налетевшие с вопросами репортеры увлекли от него Дагни. Они спрашивали и его:
— Мистер Уиллерс, какую политику «Таггерт Трансконтинентал» намеревается вести в отношении этой линии? Так значит, «Таггерт Трансконтинентал» является в данном случае незаинтересованным наблюдателем, не так ли, мистер Уиллерс?
Эдди отвечал на вопросы, как мог. Он смотрел на солнечные блики на полированных деталях дизельного тепловоза. Но видел перед собой солнце над лесной прогалиной и двенадцатилетнюю девчонку, говорящую ему, что настанет день, и он будет помогать ей руководить железной дорогой.
Он смотрел издалека на поездную бригаду, выстроившуюся у локомотива перед расстрельной командой фоторепортеров. Дагни и Риарден улыбались, словно бы позируя во время летнего отпуска. Машинист Пат Логан, седеющий, невысокий и жилистый мужчина, замер с безразличным, быть может, чуть презрительным выражением лица.
Кочегар Рей Макким, крепкий молодой великан, ухмылялся, сочетая в улыбке некоторое смущение с чувством неоспоримого превосходства. Прочие члены бригады явно были готовы подмигнуть в объектив. Один из фоторепортеров со смехом произнес:
— А не могли бы вы изобразить на лице обреченную гримасу? Мне издатель заказывал именно такой снимок.
Дагни и Риарден отвечали на вопросы журналистов. Теперь в их словах не было ни насмешки, ни горечи. Они говорили с радостью. Они говорили так, словно вопросы не несли в себе заведомого подвоха. Все именно этим и закончилось: когда вопросы журналистов вдруг потеряли провокационный характер, никто даже и не заметил.
— Каких происшествий вы ожидаете в этом рейсе? — спросил репортер у одного из тормозных мастеров. — Вы надеетесь добраться до места назначения?
— Даже не сомневаюсь, — ответил рабочий, — как и ты сам, братец.
— Мистер Логан, у вас есть дети? Вы не потребовали дополнительного страхования? Я имею в виду этот мост, как вы понимаете.
— Не ходите по нему, пока не проедет мой поезд, — с пренебрежением в голосе ответил Пат Логан.
— Мистер Риарден, откуда вам известно, какой вес способны выдержать ваши рельсы?
— Откуда создатель печатного станка знал, что его машина заработает? — ответил Риарден вопросом на вопрос.
— Скажите, пожалуйста, мисс Таггерт, что удержит поезд весом в семь тысяч тонн на мосту, который весит всего три тысячи тонн?
— Мои расчеты, — ответила Дагни.
Представители прессы, презиравшие свою профессию, не понимали, отчего сегодня она доставляет им такое удовольствие. Один из них, человек еще молодой, однако не первый год пользовавшийся печальной известностью, состарившей его раза в два, вдруг сказал:
— Я понял, кем мне хотелось бы стать: репортером отдела таких новостей!
Стрелки станционных часов указывали на 3:45. Члены поездной бригады направились к тормозному вагону в самом конце состава. Толпа постепенно стихала. Люди замирали в ожидании.
Получив сообщения от связистов всех участков дистанции, пролегавшей до нефтяных месторождений Уайэтта в трех сотнях миль от старта, дежурный по станции вышел на платформу, и, посмотрев на Дагни, дал сигнал к отправлению. Стоя возле локомотива, Дагни подняла руку, повторяя его жест в знак того, что поняла распоряжение.
Цепочка товарных вагонов тянулась вдаль, напоминая своими прямоугольными сочленениями спинной хребет. И когда в конце поезда проводник поднял руку, она помахала, отвечая на его сигнал.
Риарден, Логан и Макким замерли, словно по стойке смирно, приглашая ее первой подняться в кабину. И когда она уже ступила на лесенку-подножку локомотива, один из репортеров вспомнил о позабытом, было, вопросе.
— Мисс Таггерт, — крикнул он ей в спину, — а кто такой Джон Голт?
Не выпуская из руки металлического поручня, замерев на мгновение над головами толпы, она ответила: