Атлантический рейс
Шрифт:
Мы еще долго сидели в лаборатории и рылись в определителях, но такой рыбы не находили. Пока мы путешествовали по книжным страницам, рыбу вместе с другими убрали в холодильную камеру. А мы сочинили сенсационную телеграмму в институт и отправились вздремнуть перед ужином: от вечного недосыпания у нас мучительно болели головы, и мы не упускали возможности хоть на час, хоть на десяток минут прилечь на койку.
В отличнейшем расположении духа поужинали – кок приготовил вкуснейшие рыбные котлеты.
– Может, добавки? – спросил он, заглядывая в салон.
– А что за рыба? – спросил я. – Парусник?
– Черт его знает, – ответил
– «Викторина»! – завопил Жаров и, забыв о яблочном компоте, выскочил из салона.
Я с грустью посмотрел на матросов, уплетающих котлеты за обе щеки, и подал коку тарелку.
– Ну что ж, давай добавку, разбойник!
Но и это трагическое происшествие с диковинной рыбой, простодушно превращенной коком в самые обыкновенные, хотя и очень вкусные котлеты, не было последним в цепи волнующих событий и приключений, которыми изобиловал заключительный этап наших работ у берегов Африки.
Во-первых, мы поймали марлина; во-вторых, в желудке одной из акул мы нашли... Но лучше по порядку. Итак, марлин. Это крупная океаническая рыба, представляющая для промысловиков очень большую ценность: мясо рыбы вкусное, питательное и высоко ценится знатоками рыбных блюд многих стран мира. В морях и океанах земного шара обитают белые, голубые, полосатые, серебристые и черные марлины. Все они похожи друг на друга строением своего тела, но различаются по окраске и величине. Марлины – сильные, смелые рыбы; они не плавают стаями, а предпочитают рыскать по океану в поисках пищи в одиночку. Им не страшны ни акулы, ни зубастые морские щуки – барракуды: марлины хорошо вооружены – верхняя челюсть марлина оканчивается длинным костяным бивнем, который может легко пропороть бок любому морскому хищнику.
Нам попался голубой марлин – великолепный экземпляр, величиной почти в пять метров и весом килограммов на четыреста. Даже в крупнейшем музее нашей страны, Ленинградском зоологическом, нет экземпляра такой величины.
Марлин! В своих мечтах я давно уже видел голубого великана на палубе нашего тунцелова. Но марлины почему-то обходили наши ярусы стороной. Иногда Слава, желая поднять настроение у команды, уставшей во время выборки, свешивался за борт и диким голосом кричал:
– Марлин!
Бросив все, мы пулей мчались к борту судна и видели в волнах не продолговатое марлинье тело, а мерзкую акулью башку. Однажды после очередного Славиного трюка я увел его в каюту и строго отчитал. Слава выслушал мои внушения, вздохнул и, хлопнув себя по коленке перчатками, решительно сказал:
– Ладно уж, так и быть... Я его выужу... вытяну на палубу!
И вот когда выборка яруса подходила к концу, кто-то внизу, в глубине дернул за «поводец» с такой силой, что хребтина соскочила с ярусоподъемника, натянулась и загудела.
– Марлин! – крикнул я не своим голосом и подбежал к бригадиру. – Поднимайте же! Вы упустите его...
– ... а этого вам наука не простит! – добавил Торин, выходя из лаборатории.
Бригадир чертыхнулся и с тревогой посмотрел в воду. Там, под днищем теплохода, ворочалось большущее животное. Но вот веревку-хребтину зажали между роликами, и машина начала с натугой выбирать остатки яруса. Все, кто был свободен, высыпали на палубу и повисли над водой. Метр за метром подтаскивали «моего» марлина к борту, и, наконец, перестав сопротивляться, запутавшись в «поводцах», он всплыл, ярко-синий, в темных полосах. Марлин вращал глазами, величиной с чашку, грозил нам своим шиповатым носом-бивнем и разевал громадную пасть. Валентин сунул туда багор и зацепил марлина за челюсть. Все, кто был на палубе, схватились за канат, прикрепленный к концу багра, и повисли на нем. Марлин тяжело вздохнул и, устало шевеля плавниками, попытался вырваться. Но силы его уже иссякли.
– Разом – взяли! Еще р-раз – взяли! – командовал, густо краснея от натуги, бригадир.
И марлин, поддаваясь человеческим усилиям, медленно полез из воды. Но нам явно не хватало сил: как только голова рыбы показалась над планширом, дело затормозилось. Тогда из рубки спустился капитан, из машины появился испачканный солидолом Тихоныч, а из камбуза – пахнущий пирожками кок. Мы поднатужились и, выжав из себя все силы, какие имели, приподняли рыбу еще на пару метров. Настало равновесие: на багре неподвижно висел марлин, а на канате – мы. Не хватало совсем маленького, мизерного усилия. Нужна была та сказочная мышка, которая помогла вытащить из грядки гигантскую репку. В этот напряженный момент на палубу, натягивая на ходу брюки, выскочил Слава. Расправив свои мальчишеские плечи, он поплевал на ладони, вцепился в самый кончик каната и крикнул тонким голосом:
– Не робей, парни, взяли!
Парни, стиснув зубы, «взяли» и при помощи Славы выдернули марлина из океана.
Подбоченившись, Слава поставил на тугой марлиний бок ногу и победоносно сказал:
– Ну как? Мое слово – железное! Сказал, что выужу, – и пожалуйста! Все, как в сказке...
После поимки марлина несколько ярусов были сплошь «акульими». Они нас буквально замучили: большущие «быки», голубые четырехметровые акулы-молоты. Они так глубоко заглатывали крючки с наживкой, что почти каждую приходилось вытаскивать на палубу, где для любой из них была уготована пренеприятнейшая процедура, известная у японских самураев под названием «харакири». Без всякой жалости мы с Валентином вскрывали акульи животы, преследуя при этом две цели: моральную – уничтожая акулу, мы уменьшали количество хищников в океане, и научную – изучали и коллекционировали содержимое акульих желудков.
Чего только в них не было: полупудовые куски тунцов, дельфинов, щупальца кальмаров и осьминогов, целые рыбины! У одной из акул мы нашли в желудке вскрытую консервную банку из-под сосисок, у другой – рваную парусиновую перчатку, обрывки газеты «Гана-таймс» и кусок картонного ящика. А в желудке двухсоткилограммового «быка» оказался совершенно новый мешок из-под картошки. Этот мешок кок вывесил утром для просушки на корме; в обед мешок пропал. Подозрение пало на меня: перед пропажей я ходил к коку и просил у него этот мешок – мне нужно было уложить в него две акульи шкуры. И вот перед ужином я извлекаю злосчастный мешок из акульего живота...
Но однажды нам попалась акула, содержимое желудка которой привлекло всеобщее внимание.
В тот день, когда произошло это замечательное событие, Слава помогал мне возиться с акулами: у него была сильно порезана рука, и на ярусе его подменил Валентин. Слава измерял тунцов, подтаскивал их к весам, глушил акул колотушкой и точил мне нож, которым я их вскрывал. Рыбы было очень много, день клонился к вечеру, я устал. Ярус уже выбрали, и хотя на палубе лежало еще несколько акул, я решительно сказал, распрямляя спину: