Атлантида
Шрифт:
— Быть или не быть — таков вопрос, — сказал он, увидев пожелтевший томик. [115]
Его обладатель поднял глаза, разом побледнел и тут же залился краской, словно почувствовав себя слегка пристыженным. В маете своих сокровенных раздумий он не однажды совершенно серьезно задавался этим вопросом. Как-то на свой лад он умел в собственной жизни находить знаки судьбы и был склонен наделять тайным смыслом всякое случайное слово.
— Я очень рад, что в дорожном скарбе отыскал «Гамлета». Собственно, я никогда не расстаюсь
115
Здесь и далее цитаты из «Гамлета» даются в переводе М. Лозинского.
Жетро взял книжку в руки.
— Я раздобыл это в Венеции, — продолжал Эразм. — Разумеется, я имею в виду полное издание Шекспира. Как-то раз слоняюсь по маленькой улочке вблизи от площади Святого Марка и вижу сквозь открытую дверь книжной лавки тома Шекспира. Вы ведь знаете, что и в упор, и на большом расстоянии я вижу одинаково хорошо.
— Чего только не довелось вам пережить и перевидать. А я всего-то раз прокатился от Шнайдемюля до Берлина и от Берлина до Граница. — Актер рассмеялся, и смех его перешел в кашель.
— Прошу вас, угощайтесь же наконец, дорогой Жетро!
Жетро занялся этим с видимым удовольствием. Еще большее удовольствие доставило ему то, что появившуюся в дверях фрау Хербст, которая любезно осведомилась, не желают ли господа еще чего-нибудь, Эразм попросил принести целую глыбу масла.
Молодой человек, начинавший в лавке мануфактурных товаров, не давая себе спуску, оттачивал искусство хороших манер, которых строжайшим образом придерживался за столом. Он намазывал масло, он ел и пил так, чтобы беседа не нарушала своего ровного течения и в то же время, чтобы ни единого слова не проронить с туго набитым ртом.
— Ирина просто загорелась, — сказал он вдруг.
— Ирина? Простите, кто это?
— Ирина Белль. Она приходила со мной. Я представил ее вам в «Гроте».
— У меня плохая память на имена.
— Неужели вы умудрились не заметить эту женщину?
Эразм сказал:
— Довольно хрупкое создание. Я лишь успел заметить, что голова ее утопает в темно-золотистых прядях.
— Жаль, что они крашеные, а сама она — маленький изверг.
— Как это изверг? — Эразм рассмеялся. Подобный вопрос в мужском обществе звучит риторически, поскольку желаемый ответ заранее известен.
— Ну, так и этак, этак и так. Она из Вены и придерживается просто чудовищных взглядов.
— В чем же их чудовищность?
— В полном несогласии со всем и вся, — пояснил актер.
— Нельзя ли несколько примеров?
— Извольте, вот хотя бы такой: жена отравила мужа, который был против того, чтобы она встречалась с другим. Вы бы назвали это, деликатно выражаясь, подлостью, но Ирина озадачит вас удивленным «Неужели?». Вы из кожи вон будете лезть, доказывая ей, что эта бабенка — подлая преступница, потратите на это битых два часа, измозолив себе язык, а она с пленительной простотой объявит вам, что на месте упомянутой особы поступила бы точно так же и находит ее поступок благим и справедливым.
— Просто чертовщина какая-то! — сказал Эразмус — И при этом золотой нимб над головой! Как совместить и то и другое? Кого вы будете играть на бенефисе первого любовника?
— Офелию, если придется давать Гамлета, — усмехнулся Жетро.
— А что тут особенного? Дело не столь уж необычное. На премьере эта роль, безусловно, исполнялась молодым человеком. Да вот, откроем мой томик, второй акт, явление второе: «Что я вижу, моя молодая госпожа! — говорит Гамлет в известной сцене, приветствуя и узнавая актеров. — Клянусь владычицей небесной, ваша милость ближе к небу, чем когда я видел ее в последний раз, на целый каблук…»
— Мне кажется, доктор Готтер, вы тоже порой даете повод к подобному распределению ролей, — заметил Арминиус Жетро. — Вы иногда действительно напоминаете юную девушку.
Смущенный собственными словами, он поспешил затушевать их сообщением о том, что ему якобы предлагали роль Клавдия и даже Полония.
— На вашем месте, — сказал Эразм, — я бы согласился на Клавдия. Конечно, вы слишком молоды для этой роли, но именно поэтому следовало бы взяться за нее здесь, в Границе. Ведь в другом месте раньше чем лет через десять-пятнадцать вам ее не предложат.
— Ну, знаете ли… этот король, который вечно улыбается… Я видел в этой роли разных знаменитостей, — сказал Жетро, — и всегда было одинаково скучно. К тому же старик, директор, имеет на нее какие-то виды.
— Дайте мне режиссуру! Скажите своему директору, что я хочу ставить «Гамлета»! Только чтобы никто не совался в мою работу. Драма разыгрывается между тремя персонажами: королем Клавдием, королевой Гертрудой и Гамлетом. В конечном счете даже между двумя. Один из них — Гамлет, другой — Клавдий. Нет нужды доказывать значение этого образа в строении целого. И этот субъект — на редкость продувной, густопсовый и матерый злодей.
— Если так, я готов к этой роли, — сказал Жетро. — Помню, мой отец, когда одноклассники в очередной раз поживились моими пфеннигами, бутербродами, яблоками и прочим, сказал так: «Дорогой Армин, в тебе слишком много добродушия даже для такого барана, как ты». Но бездействовать я не намерен. В любом случае я хочу сделать все, чтобы склонить старика к мысли о вашей режиссуре. Георги, конечно, весьма честолюбив. Как только выучит «Гамлета», непременно пожелает изобразить, что, помимо двух притопов, трех прихлопов, знает еще кое-какие номера. Кроме того, он скажет, что у вас нет опыта. Старик, к сожалению, не знает вас. Разумеется, мне предстоит многое втолковать ему. Несмотря на свою носорожью кожу, со временем он уразумеет, кого приобретает в вашем лице.
— Как вы представляете себе внешность Гамлета, дорогой Жетро?
— Похожим как две капли воды на вас, до мельчайших подробностей, господин доктор, — последовал ответ.
— Гамлет имеет сходство с очень многими молодыми немцами, но тем меньше у него общего с большинством. Что касается меня, то чем меньше я нахожу в себе его достоинств, тем больше открываю слабостей.
Тут Готтер прервал свою речь, чтобы окликнуть какого-то милого мальчика, игравшего неподалеку от беседки.
— Вальтер, подойди-ка сюда! Иди же!