Атлантида

Воронцова Лариса

Гродж неторопливо повернулся к Лессире. Он улыбался ей, но глаза его оставались холодными. До сего момента он пребывал в большой досаде оттого, что его отдых был нарушен так скоро. Не успел он и одного вечера провести в кругу своих наложниц, не успел он даже слегка отстраниться от Хроноса и его дочери, как почувствовал, что Лессирой уже не владеют его чары. Скрипя зубами, он вынужден был вновь собраться в дорогу. На этот раз он решил использовать кое-что посильнее. Теперь она будет все время маяться от любовной тоски по нему, ей уже никогда не стать собой, только одна мысль будет владеть ею без остатка, мысль о его объятиях и его страстной любви. Только это

отныне будет занимать все ее думы.

– Ты, я вижу, скучала по мне, - насмешливо сказал Гродж, приближаясь к Лессире.
– Ну-ну, успокойся. Я снова здесь. Иди ко мне!

Глава 24

Правитель Хронос проводил свои дни в тоске и печали. Так и не сбылись его надежды на счастье и покой ни в семье, ни в самом государстве.

После появления во дворце Гроджа Хронос не узнавал свою дочь, и чем больше проходило времени, тем все явственнее для него были перемены в ней. Его сердце болело оттого, что Лессира из гордой и независимой красавицы, истинной дочери правителя, превратилась почти в рабыню, полностью зависимую от своего господина. Она повсюду неотступно следовала за Гроджем, а когда он уезжал в свой дворец и не брал ее с собою, а он никогда не брал ее туда, то она дни напролет, не выходя никуда, проводила в своей опочивальне, когда же Хронос входил туда, чтобы поговорить с нею, он видел ее заплаканной, с покрасневшими, опухшими от слез глазами.

Хронос не понимал столь пылких чувств, тем более, что дочь его никогда не выделяла архонта своим вниманием. Он мог допустить, что супружеская жизнь могла стать причиной такой тесной привязанности, но Хронос знал свою дочь, она бы не позволила никому себя подчинить. Временами его сердце чувствовало что-то плохое, гадкое, что вошло однажды в их жизнь и поселилось под сенью дворца. Но он так и не смог додумать эту мысль, постараться понять суть происходящего. Он ничего не мог изменить, и потому все шло так, как шло.

Ничего изменить он не мог и в своем государстве. Как-то незаметно случилось так, что к распрям и недовольству разделом земель добавилось еще недовольство и самим Хроносом, тем, как он управляет великим государством. Ему приносили слухи о том, что народ хочет воевать, порабощать другие народы, владеть их землями и богатствами, а правитель чинит препятствия им в том. На многолюдном народном собрании не раз уже звучали призывы передать управление государством зятю правителя Хронса Гроджу, что де сей мужественный и отважный человек по-иному распорядится великой Атлантидой, уж он-то завоюет для нее настоящую власть и несметные богатства, он принесет истинное благополучие и процветание в каждый атлантский дом.

Мысли Хроноса блуждали от одного предмета его тревоги к другому, но он так и не мог понять, как же он должен поступить. Он не мог побороть появившееся в последнее время странное расслабление во всем теле, казалось, что постепенно силы покидают его, он больше не ощущал обычной энергии, позволявшей ему чувствовать себя бодрым и здоровым, способным на великие дела, мудрые мысли. Что же произошло с ним и его дочерью? Этот вопрос он многократно задавал себе и не находил ответа на него. В своем нынешнем состоянии он не способен был ни мыслить здраво и твердо, ни действовать, столь же решительно, как и раньше. Единственное, что ему оставалось, так только подолгу быть недвижимым, отстраненно созерцать со своей террасы Аталлу и бескрайнее море, подступающее к ней со всех сторон. Хронос не находил в себе сил, чтобы вернуться к обычным делам и заботам, коих было немало в его государстве.

Он понимал, что дела его пущены на самотек,

кто-то, но не он, отдает теперь распоряжения, касающиеся и его дома, и его государства. Он знал, что и Лессира ныне не распоряжается здесь, под сенью дворца, ибо и она, также, как и ее отец, впала в состояние полной отстраненности, единственное, что ее волновало, так это ее супруг, без которого она не могла прожить и дня. Но Хронос не находил в себе сил, чтобы стряхнуть странное оцепенение и приступить к действию, день ото дня все большее равнодушие охватывало его. Ему было совершенно безразлично, что произойдет в его собственной жизни, равно как и в жизни его любимой Атлантиды.

Странно, но все, что еще в недалеком прошлом, вызывало такие бурные эмоции, заставляло искать пути будущих действий, теперь воспринималось, как пустая суета. Действительно, не все ли равно, что будет, ведь все пройдет, как дым, и канет в лету. Так зачем понапрасну вступать в спор с самими Богами? Только им ведомо будущее, повлиять на которое человек все едино не способен.

Несколько раз к Хроносу приходил его дорогой друг Синапериб, но правитель равнодушно встретил и его, ему не хотелось говорить даже с ним. Архонт постарался беседой вывести его из оцепенения, но все было безрезультатно, глаза Хроноса оставались равнодушными и усталыми.

Синаперибу неприятно было неотступное присутствие во дворце Гроджа, который подозрительно и неприязненно встречал его, но поначалу он не оставлял своих попыток вернуть Хроноса в его обычное состояние, и только убедившись в полной безысходности и странной, как будто застывшей, неизменности его нынешнего положения, он перестал навещать своего бывшего друга.

Но Синапериба не покидали тревожные мысли о будущем и самого Хроноса, и Атлантиды, по сути, оставшейся без правителя и отданной на откуп смутьянам, подстрекаемым, как полагал Синапериб, именно зятем правителя Гроджем. Как человек большого ума и тонкой проницательности, он видел, каким образом развиваются события и в какое русло их стараются увести управляемые Гроджем корыстные и злобные люди, заинтересованные в нужном исходе. Архонт долго пребывал в сомнениях, стоит ли противодействовать им, а если стоит, то каким образом.

Долгое время он размышлял, но когда народные собрания стали многочисленными и шумными, и люди, собирающиеся на площади перед дворцом правителя, все громче и яростнее кричали против Хроноса, он решил, что уже нечего ждать, и рискнул отправиться к самому Верховному жрецу.

Доселе мало кто из архонтов смог побывать в доме Верховного жреца. Микар, как представитель верховной власти, по мере надобности, влиял на ход событий через Хроноса, который всецело полагался на мнение жреца, живого олицетворения вековой мудрости и великих божественных знаний. Поэтому двери дома Микара открывались лишь перед правителями Атлантиды, в нынешнюю бытность перед Хроносом, да еще перед некоторыми особо избранными людьми. И потому Синапериб с замиранием сердца ждал решения судьбы этой встречи в приемном зале дома Микара, куда его проводил молчаливый слуга.

К его удивлению Верховный жрец не заставил себя долго ждать. Легко ступая по темному мраморному полу, он приблизился к архонту, и приветствовал его, по обычаю, приложив руку к груди. Микар, пытливо вглядываясь в лицо Синапериба, словно стараясь понять его мысли и намерения, молча указал рукою на кресла, утонувшими витыми, потемневшими от времени ножками в пестром ворсе ковра. Синаперибу подумалось, что, должно быть, именно здесь Микар принимал правителей Атлантиды, правивших в его бытность.