Атлантида

Воронин Дмитрий

— Над Олимпом бушует гроза…

— С молниями, — понимающе усмехнулся Геракл.

— С ними…

— Кто на этот раз прогневил Громовержца?

— Один из твоих приятелей и дружок другого твоего приятеля, Хирона, — титан Прометей. Зевс и так не отличается долготерпением, а этот наглец посмел нарушить его прямой приказ.

Несмотря на довольно резкие слова, в тоне Гермеса слышалось не так уж и много осуждения. Прометея на Олимпе и уважали, и немного побаивались. Поговаривали, что Прометей обладал даром предвидения и что сам Зевс иногда обращался к нему, дабы узнать свое будущее. Но титан обладал еще одним даром — даром попадать в неприятности.

— Приказ?

Зевс издает столько приказов, что не нарушить хоть какой-нибудь из них может только труп. Гера и Афродита часто игнорируют слова Зевса столь явно, что…

— Гера его жена, Афродита… ну, просто очень красива. Им многое прощается. А Прометей… он начал учить южных варваров.

— Он давно этим занимается, — пожал плечами Геракл. — Можно подумать, кто-то на Олимпе этого не знает. Да и кто из вас, олимпийцев, время от времени не снисходит до того, чтобы научить чему-нибудь людей.

В его голосе звучала искренняя горечь. Несмотря на чудовищную силу — дар гиперборейской крови, несмотря на некоторые, пусть и незначительные, магические способности, он всегда чувствовал себя ближе к людям, чем к олимпийцам. И несколько пренебрежительное отношение к простым смертным со стороны подавляющего большинства гиперборейцев, даже лучших из них — Афины, Гермеса, Гефеста и некоторых других — претило ему. Артемида передавала людям свое непревзойденное охотничье мастерство, Гермес учил письму и счету, даже Аполлон делился кое-чем из врачебного искусства. Даже Афродита… хотя ее знания были весьма специфическими. Но все это было не более чем игрой, не более чем способом убить скуку бесконечной череды лет. Вполне вероятно, что и на развязывание войны с Атлантидой Зевс пошел именно из тех же самых побуждений — интриги Олимпа остались в прошлом, могучий Кронос навсегда ушел в Тартар, и его сын устал заниматься мелкими, незначительными делами. Зевсу хотелось великих свершений — и война с сильным противником как нельзя лучше соответствовало его желаниям. Тем более что Посейдонис дал достаточный повод. А достаточным поводом Зевс счел бы даже косой взгляд в свою сторону.

— Пока дело касалось гончарного ремесла и прочих мелочей, Зевс смотрел на развлечения Прометея сквозь пальцы. Но этот наглец попытался обучать людей огненной магии.

Геракл присвистнул — да, это было серьезно. Вряд ли что-то могло вызвать больший гнев олимпийцев, чем попытка отдать людям самые оберегаемые тайны Гипербореи, стихийную магию. Прометея нельзя было назвать очень уж опытным магом, титаны никогда не достигали в этом искусстве особых высот, из-за чего и проиграли титаномахию, десятилетнюю войну, развязанную Зевсом. Позже Зевс неоднократно утверждал, что титаны первые взялись за оружие, якобы пытаясь защитить Кроноса от «неблагодарного сына». На самом деле непокорные и самолюбивые титаны с их интуитивным владением магией, основанным более на зове крови, чем на тщательном и долгом обучении, были угрозой Олимпу. И эту угрозу, как и многие другие и до, и после титаномахии, предусмотрительный Зевс успешно ликвидировал. Позже он «милостиво» простил уцелевших, допустив их до Олимпа, — но навсегда оставил за титанами не более чем третьи роли.

Веками кровь олимпийцев и титанов по каплям вливалась в кровь людей. Никто из Высших не интересовался последствиями своих любовных связей — по крайней мере связей со смертными. Мало кто, подобно Зевсу, приближал к себе своих детей. Но гиперборейская кровь, дававшая способность к владению магией, распространялась все шире и шире… И потому среди смертных, при желании, можно было найти немало таких, кому оказались бы

подвластны запретные для них силы. Гиперборейцы не могли не понимать, что сотня могучих магов не способна устоять против тысяч пусть и плохо обученных, но все же кое-что умеющих. Так что большинство из гиперборейцев видели в людях-магах угрозу если не собственному существованию, то уж своему праву повелевать — наверняка.

Прометей, маг от крови, не владел навыками эффективного обучения магии — и потому мог научить немногому. Но даже то, что он мог и намеревался передать людям, было преступлением. Не с точки зрения самого Геракла, способности которого к магии были столь незначительными, что о них не стоило и говорить, — а потому он не видел ничего дурного в том, чтобы научить чему-либо полезному тех, кто способен научиться. Но он понимал, что его позицию разделяют немногие, а потому, вероятно, узнав о поступке Прометея, на дыбы поднялся весь Олимп.

— Прометей решил, что Зевс закроет глаза и на это? Вряд ли, он слишком мудр. К тому же он видит грядущее.

— Вот именно… — хмыкнул Гермес, снова потянувшись за вином. — Нет, Геракл, что ни говори, но атланты совершенно не понимают, каким должно быть хорошее вино. Вино, друг мой, это дар небес, дар солнца… а это — ослиная моча.

Он плеснул в чашу густую красную жидкость, сделал долгий глоток и сокрушенно покачал головой.

— Мда-а… так вот, Прометей, как обычно, полон дурных пророчеств. Он утверждает, что Гиперборею ждет скорая гибель.

— Гиперборею или гиперборейцев?

— А это не одно и то же? — фыркнул Гермес. — Я как-то не задумывался над этим, да и пророчества Прометея всегда туманны. Он и людей-то учить начал, дабы не утратилось древнее знание о магии. Как ты понимаешь, долго это не продлилось. Теперь титан прикован к скале… надежно прикован, говорят, Гефест плакал, когда надевал железные браслеты на его руки.

— Железные?

— Разумеется. Холодное железо успешно гасит магию, и преступник не сможет освободиться. Но знаешь, Геракл, самое печальное не в этом… там, в горах неподалеку, гнездо орлов. Они повадились… противно даже думать об этом, друг, но они жрут Прометея заживо. А тот… а тот использует те крохи магии, что пробиваются сквозь железо, чтобы лечить свое тело.

Геракл нахмурился, на скулах заиграли желваки.

— Никто… никто и никогда не смел так обращаться с титанами. Одно дело свергнуть их в Тартар, лишив бессмертия… и совсем другое — обречь на такие мучения.

Гермес некоторое время молчал, затем вздохнул.

— Мне кажется, Громовержец погорячился. И теперь рад найти подходящий повод, чтобы освободить Прометея, — увидев неприкрытое сомнение в глазах собеседника, он заторопился, — пойми, Геракл, чтобы Зевс отменил свой собственный приказ, повод должен быть достаточно веским. Но, повторяю, это только мое мнение. Многие олимпийцы недовольны наказанием… Зевсу не впервой идти против желания своих детей, но сейчас, накануне войны, Олимпу необходимо единство. Поговори с ним, Геракл, может, он внемлет просьбе сына?

3

Мачта скрипела, ветер гудел в канатах, натягивал парус с такой силой, что, казалось, в любой момент ткань может лопнуть, уступив дикому напору стихии. Это был непростой ветер, ветер, посланный братьями Бореем, Зефиром, Евром и Нотом… Здесь, на столь значительном удалении от Гипербореи, для управления ветрами необходимы были совместные усилия всех магов воздушной стихии, и братьям, не испытывавшим друг к другу особой любви, пришлось на время объединиться, уступив прямому приказу Зевса.