Атланты и кариатиды
Шрифт:
Обычно она раздевалась и сразу становилась хозяйкой в доме, и это особенно тешило старика. В этот раз она села около стола, как гостья, даже не раздевшись. И хозяин сел напротив: так садятся, когда стараются, оставаясь вежливыми, быстрее выпроводить непрошеного гостя. Захар Петрович был в ватнике, облезлой шапке. Ничего удивительного, он почти всегда так одет, когда не сапожничает. Но. Ольга почувствовала, что в доме холодно, утром не топилась печь; это особенно обеспокоило: значит, в самом деле случилось что-то необычное. Но рассудила, что тем более
— Один полицай приглашает меня поехать с ним на мену. Он едет к родным туда куда-то... в нашу зону. Так я подумала: не нужно ли что передать Марьяну? Полицаю скажу, что это дядька мой. Я же и раньше ходила как племянница.
Захар Петрович навалился грудью на стол и внимательно заглянул ей в глаза, так внимательно и проникновенно, что Ольге стало неловко и она едва выдержала его взгляд: ей показалось — старик понял, что говорит она не всю правду, полуправду.
— Как фамилия полицая?
Неужели подумал о Друтьке? Знает же, конечно, что тот осужден. Да и странно было бы ему не знать. Ей не однажды казалось, что не Андрей, а он, безногий, главный командир подполья, — во всяком случае, нитей к нему тянется немало. Придется обмануть. В жизни она делала это часто и просто. А тут почувствовала, как нелегко обмануть этого человека, тем более что потом придется рассказывать правду.
— Тихоньков, — вспомнила фамилию одного из полицаев, который чаще других дежурил на рынке.
Захар Петрович вздохнул.
— Передать есть что. Человека. Но человека с полицаем не повезешь.
— Не повезешь, — согласилась Ольга и поспешила рассказать свой замысел: — Я о чем подумала, дядя Захарка. Чтобы эти, — она кивнула в сторону недостроенной половины дома, где стояла коза, — «лимоны» завезти.
— Гранаты? — прошептал старик, и глаза у него расширились и заблестели, как у озорного мальчишки.
— А что? Мешок он мой трясти не станет. И его никто не тронет. У него, знаете, какие документы? Когда еще представится такой случай...
— Ах, чтоб тебе добро было! — Захар Петрович тихонько засмеялся и даже заскользил деревяшкой по полу под столом и вмиг преобразился, стал таким, как всегда, — веселым, живым, по-отцовски добрым, доверчивым. Понравилась ему выдумка связной.
И Ольга сразу ожила, ей показалось, что сообщила своему руководителю самую главную правду, по сравнению с которой ее небольшой обман мелочь, своевольство девчушки перед зрелым человеком.
— Сколько же ты возьмешь?
— Много, конечно, не возьму. Так, чтобы завернуть в кофточки, в платки... В соль положу... Десятка полтора... Я думаю, и это хлеб? — спросила его не очень уверенно.
— Конечно же хлеб, Олечка, конечно хлеб. Они же передавали, что с гранатами у них туго, а у меня они ржавеют. Вот получит Витек подарочек от отца! — Потер руки и радостно засмеялся, но тут же осекся, стал серьезным и снова настороженным. — Постой. А как же тут, в городе? Подумала? Как их забрать? Мой дом «бобику» лучше не показывать.
— А я их сейчас заберу.
— Как?
— Насыплю в корзину, а сверху картошку.
— А, чтоб тебе добро было! «Насыплю»! Так просто! Рисковая ты, Ольга. А если остановят?
— Днем они редко проверяют. У меня только однажды мешок вытряхнули.
— Ну, вот видишь. Нет, так нельзя. Рисковать тобой не имею права. И так теряем много людей. — Он снова вздохнул. — Гранаты тебе принесут.
— Кто?
— Кто-нибудь принесет.
— Не все ли равно кому рисковать?
— Не нужно горячиться, Олечка. Дай хорошенько подумать. Это тебе не лишь бы что. со смертью в прятки играем.
У Ольги ёкнуло сердце: передумал старик, но не отказывает прямо, нашел причину, как отцепиться от нее; никто этих гранат не принесет, потом скажет, что «хорошенько подумал и передумал».
Но ей отступать уже некуда, нужно ехать и в крайнем случае без его, Захарова, разрешения заехать к Сивцу... Подумала, что так, может, даже и лучше — все взять на себя. Пусть потом карают за самовольство.
Нет, не передумал Захар Петрович. Прошелся по просторной кухне, постукивая деревяшкой, на печь почему-то заглянул, в окна поглядел — в одно, в другое.
— Запалы возьмешь сейчас, спрячешь подальше, куда-нибудь, извини, в рейтузы. А гранаты принесут. Под вечер.
Вышел за дверь, в недостроенную половину. Вернулся с небольшим свертком, развернул промасленную тряпку, и Ольга увидела красивые латунные трубочки, блестящие, новенькие, просто не верилось, что в таких игрушках смерть, с ними бы детям играть.
Захар Петрович отсчитал десяток, спросил:
— Хватит?
— Давайте полтора.
Вздохнул, будто ему жаль стало этих трубочек.
— Все тебе мало. Тяжелый мешок будет.
— Тут я не знаю, что мало, что много. Просто люблю поторговаться, побольше взять. — Ольга засмеялась.
— Сама-то ты хоть умеешь с ними обращаться? Вставить запал? Бросить гранату?
— Не-ет. Разве я гранатами когда-нибудь торговала?
— А, чтоб тебе добро было! Во боец! Нужно уметь. Все может понадобиться. Я все умею. Пошить сапоги, смастерить раму, починить часы, разобрать и собрать немецкий автомат... Хлопцы как-то его принесли, чтобы я научил пользоваться, так я досконально выучил технику немецкую, весь принцип их автоматики. Правда, за сапоги и за рамы удивляюсь, как меня до этого не побили заказчики. Делают скидку на мою ногу. — Стукнул протезом.
Разговаривая, Захар Петрович не спеша, снова посмотрев в окна, достал из ватника, из-за пазухи, «лимонку».
— Вот смотри. Вот так вставляешь запал. Вот так, под предохранитель. А это чека. Короче говоря, загвоздка. Вот так вырвала ее — и тогда уже быстрее бросай. А сама носом в землю, чтобы осколки не достали — они веером разлетаются. Сообразила? На, поучись. Только чеку не трогай, а то погибнем около собственной печи.
Науку Ольга всегда постигала легко. Сразу сделала все, как показывал старик, без единой ошибки. Захар Петрович похвалил: