Атланты. Моя кругосветная жизнь

Городницкий Александр Моисеевич

По части добывания в иностранных портах дешевой выпивки и в экипаже, и в «науке» порой попадались подлинные специалисты, закупавшие за бесценок спирт в аптеках. Так, кажется, в 31-м рейсе «Дмитрия Менделеева» с подачи какого-то ушлого моториста вся команда накупила в Монтевидео в аптеке спирт, названный ею «Синий крест», поскольку на этикетке красовался голубой крест. Знатоки испанского языка уверяли, что, судя по надписи, спирт этот предназначен для обмывания покойников, но их никто не слушал, и пойло было успешно «оприходовано» в связи со встречей Нового 1984 года.

В другом рейсе на судне «Академик Курчатов» один из научных сотрудников, не слишком отягощенный знанием иностранных языков, в любом порту захода, а заходили

тогда в Перу, Венесуэлу и на Канары, сойдя с судна, прямо направлялся в аптеку, где произносил одну и ту же специально заученную фразу: «Алкоголь натурель уно литро плиз». Ему вручали бутыль спирта, и он, вполне удовлетворенный, уходил.

Вспоминаю в связи с последним, как еще во время походов на «Крузенштерне» я посоветовал нашим матросам в Гибралтаре, заходившим без гроша в кармане в английские магазины, на вопрос продавца: «Чего вы хотите?» отвечать по-русски: «На фиг». Поначалу они смущались, но были поражены, когда услышав энергичное словцо, продавец неизменно улыбался и оставлял их в покое, поскольку выражение это созвучно английскому «ничего».

Что же касается необходимости хотя бы элементарного знания языка той страны, куда попадаешь, то ее мы вполне оценили в 74-м году на Канарских островах. Истомленные дневной жарой и полным отсутствием общественных туалетов, мы брели через центральный сквер Лас-Пальмоса и вдруг увидели знакомое заведение, на одном из входов которого было написано по-испански: «Сеньорас». Вся наша мужская «тройка» дружно устремились вовнутрь, где нас встретил испуганный женский визг. Растерянные и обескураженные, мы выскочили наружу и повернули за угол к другому входу. Там красовалась надпись: «Кабальерос»…

Через несколько дней наш «Дмитрий Менделеев» встретился в Атлантике с другим судном Института океанологии «Академик Курчатов». В нашем рейсе участвовала синоптик Нина Романова, муж которой Юра, тоже синоптик, находился в это время на «Курчатове» в составе аналогичного отряда. Плавать жене и мужу на одном судне категорически запрещалось, видимо, из опасения, что они могут вместе сбежать в каком-нибудь иностранном порту. Пока суда лежали в дрейфе, Нину на глазах всей любопытствующей экспедиции возили на пару часов на шлюпке «на побывку» к мужу. Когда шлюпка возвращалась обратно, бедная путешественница сидела, опустив глаза и краснея. «Ну, как?» – кричали ей с борта подвыпившие моряки. Вечером того же дня в кают-компании были устроены танцы, и Нина, когда партнер пытался обнять ее потеснее, возмущенно отстраняясь, говорила: «Что вы, что вы, я только что от мужа».

Поскольку женщин на научных судах всегда было значительно меньше, чем мужчин, то почти каждая из них с самого начала рейса становилась предметом ухаживаний. «Женщин разбирают уже на трапе», – шутил наш третий штурман. Помню, одна тихая и скромная научная сотрудница Ира по вечерам, когда спадала жара, как и многие, отправлялась на верхнюю палубу делать гимнастику. Выходила она, как правило, позднее всех и усердно делала множество разных упражнений. Наблюдавший ее упорные занятия вахтенный матрос Михаил Ночневный, видя, как она изнуряет себя упражнениями, жалостливо глядя на нее, спросил: «Что, еще не пристроилась?»

Серьезным испытанием для наших закрепощенных домашним бытом и закомплексованных советских женщин в портах заходов явилось знакомство с западным сексом на экранах зарубежного кино. Оно, как правило, производило на них оглушительное впечатление. Помню, одна из наших миловидных научных сотрудниц Наташа, видный геоморфолог, впервые посмотрев в Антверпене секс-фильм «Глубокое горло», от волнения потеряла голос и целый месяц после этого говорила шепотом. Другая молоденькая двадцатилетняя девица, работавшая до этого в Геленджике секретаршей у директора южного отделения нашего института и впервые попавшая за рубеж, в греческом порту Пирей всю свою небольшую валюту потратила не на тряпки и косметику, как

все остальные женщины, а на билеты в секс-кинотеатры. Ее большие серые глаза были полны восторженного ужаса.

Справедливости ради следует заметить, что и на многих советских мужчин зрелище это производило с непривычки сильное впечатление. Помню, в порту Реджо-ди-Калабрия в Италии один из наших технарей, уже пожилой человек, в прошлом командир подводной лодки и, конечно, партиец, которого на борту все уважительно звали Палыч, вернувшись из увольнения, заявился ко мне с початой поллитрой и, разлив ее по стаканам, сказал с обидой: «Вот, Саня, – всю жизнь, оказывается, зря прожил: ничего такого никогда не видел и не знал. А жалко!»

Конечно, формально посещение кинотеатров с секс-фильмами запрещалось, но запреты эти, как правило, нарушались. Помню, в 1974 году, в 11-м рейсе «Дмитрия Менделеева», во время стоянки в Сиднее, часов в десять вечера, когда увольнение в город, разрешенное обычно только на светлое время суток, уже закончилось, заместитель начальника рейса, бывший одновременно представителем институтского партбюро на судне, и первый помощник потащили меня в качестве переводчика на берег смотреть секс-фильм «Австралия после полуночи». Около двух часов, усадив меня в середине, они мучили меня постоянными требованиями синхронного перевода, хотя события, происходившие на экране, ни в каком решительно переводе не нуждались. «А что он ей сейчас сказал?» – ежеминутно интересовались мои наэлектризованные соседи. «А она ему?» Когда свет наконец зажегся, выяснилось, что в зале находится еще одна «тройка» с нашего судна: две буфетчицы из кают-компании в сопровождении судового механика. Увидев помполита, они тут же растворились в толпе.

Уже поздно вечером, когда мы возвратились на судно, в дверь моей каюты постучали. Вошли обе девицы, Таня и Галя, встретившиеся нам в кино, и поставили на столик бутылку «Столичной», которая сама по себе была на судне крайним дефицитом. Судя по румянцу на их лицах, перед этим они уже успели выпить. «Александр Михайлович, – заявила Галя, – мы вот с вами вместе в кино были. Но мы английского не знаем, поэтому не все поняли. Вы не могли бы нам кое-что перевести и объяснить?» – «А почему же вы вдвоем пришли?» – неловко попытался пошутить я. «Как почему? – совершенно серьезно ответили они. – Там же все время – две женщины с мужчиной».

Несколько позднее, в 1977 году, в 24-м рейсе судна «Академик Курчатов», работавшего в Атлантике и заходившего на Канарские острова, в моем отряде произошло ЧП – двое моих сотрудников сильно выпили во время увольнения в Лас-Пальмасе, за что и они, и я получили изрядный нагоняй. Уже на пути в Калининград мы зашли в шведский порт Гетеборг. Накануне, когда решался вопрос об увольнениях, меня вызвал к себе в каюту первый помощник. Время было позднее. Судно раскачивалось и скрипело от внезапно налетевшего североморского шторма. «Мы вот тут посоветовались с партбюро и решили этих двоих, что в Лас-Пальмасе напились, дать тебе в «тройку». Вот ты сам теперь с ними ходи и за них отвечай, поскольку ты у них начальник отряда». – «Да что мне с ними делать? – возразил я. – Они же все свои деньги пропили». – «Ну, и что?» – «Как что – мы ведь в Швецию заходим и хотели на какой-нибудь секс-фильм сходить». – «Это ты мне, первому помощнику, такое говоришь? Ты что, разве не знаешь, что ходить на секс-фильмы запрещено?» – «Запрещено! Сам-то небось ходил?» – «Я – другое дело, я – политработник! Мне потом с людьми надо беседовать, разоблачать там и все такое. Мне положено по работе». – «Ну, и мне положено. Я ведь, как ты знаешь, член Союза писателей. Это ведь самый что ни есть идеологический фронт. Мне потом дома тоже выступать придется и на всякие вопросы отвечать. Ты что думаешь, мне поверит кто-нибудь, что я секс-фильмов не видел?» Перпом задумался. «Пожалуй, ты прав, – вздохнул он, – тебе можно. Только всем подряд не рассказывай».