Атмор Холл [Женщина в зеленом]
Шрифт:
Внезапный стук в дверь заставил меня сложить записку и сунуть ее в ящик прежде, чем я сказала:
— Войдите.
Мэгги вошла в комнату, закрыла за собой дверь и встала к ней спиной. Некоторое мгновение мы смотрели друг на друга с подозрением. В воздухе повеяло сомнением и недоверием. Это была та самая враждебно настроенная женщина, какой она была, когда я покидала Атмор. Это не была Мэгги, которая утешала меня как жену Джастина, или которая хотела, чтобы я осталась, когда я встретила ее в фигурном саду в день моего приезда.
На ней была ее самая грубая деревенская одежда: старый и потертый кожаный пиджак, изношенные на коленках брюки, как это бывает у тех, кто работает в саду. На ее рубашке даже не хватало пуговицы. Было похоже, что она напялила на себя первое, что попало под руку, совершенно не заботясь о том, как она выглядит.
— Что сказали в больнице? — спросила я.
Она слегка подернула плечами.
— Они не дают информации, а Марка я не смогла застать.
— Дейсия борец, — сказала я. — Если у нее есть шанс, она обязательно выкарабкается.
— Она должна полностью выкарабкаться, — сказала Мэгги уверенно, но эта уверенность была ради Джастина и Марка, а не ради Дейсии. — Дела идут довольно-таки плохо, — продолжала она. — Но если Дейсия умрет…
Я почувствовала, как волна негодования против Мэгги, против ее слепой преданности, поднимается во мне.
— Ничто не стоит дороже жизни Дейсии, — сказала я. — Или моей. Ты знаешь о том, что мы обменялись одеждой, не так ли?
Она отошла от двери и бросилась на голубой шезлонг, как будто ноги ее ослабели так же, как и мои.
— Садись же! — сказала она нетерпеливо. — Хотим мы этого или нет, нам надо кое-что выяснить между собой.
Итак, она не желает говорить об одежде. Я села на скамеечку возле трюмо и крепко сжала руки.
— Дело в Марке? — спросила я.
Она яростно кивнула.
— Да! Я благодарю тебя, что ты, по крайней мере, не сделала глупость и не наговорила полиции о той выходке на крыше прошлой ночью. И за то, что ты не выдвинула новых обвинений против Марка сегодня.
— Почему ты думаешь, что я могла?
— А почему нет? Те ужасы, которые ты думаешь о нем, написаны на твоем лице, и их может видеть всякий.
— Было бы ужасно, не так ли, если бы он лишил жизни Дейсию, хотя намеревался убить меня.
— Прекрати! — Она крикнула так резко, что я уставилась на нее с удивлением.
— Ты действительно беспокоишься о Марке, не так ли?
— Прекрати, прекрати, — повторила она. — О, ты не знаешь Марка. Ты никогда не знала его. Он способен на всякие нехорошие выходки, но не на убийство. — Она вскочила, подошла к боковому окну и распахнула его навстречу шуму дождя.
— Ты всегда обманываешь себя ради него? — продолжала я давить на нее очень осторожно. — Неужели не настало время взглянуть в лицо фактам о твоем кузене Марке?
Несколько мгновений она молчала, подняв лицо навстречу брызгам дождя, как будто она нуждалась в их холодном прикосновении. Когда она заговорила, она даже не повернулась ко мне лицом.
— Факты, о которых ты говоришь, я встретила лицом к лицу много лет назад. Неважно, что я чувствую по отношению к нему. Я не намного старше, чем Джастин, но я старше Марка больше чем на десять лет. Когда я приезжала сюда молоденькой девушкой, он был младенцем, которого я обожала. А он любил меня больше всех нянек и гувернанток. Именно я научила его играть в разные игры, именно я посадила его верхом на его первого пони. Было приятно учить его ездить верхом, даже зная, что он никогда по-настоящему не интересовался верховой ездой. Когда ему было четырнадцать лет, он спас меня от серьезной травмы. Не так уж часто лошади переставали мне повиноваться. Но у нас была тогда молодая кобылка, сущая проказница. Однажды утром она вышла у меня из-под контроля и кинулась к лесу, где она непременно убила бы меня, ударив о деревья. Марк увидел, как она неслась, последовал за нами на своей кобыле и, рискуя жизнью, спас меня, пересадив на свою собственную лошадь. Это не было проделано слишком грациозно, потому что в конце концов мы оба упали и долго сидели на траве, глядя друг на друга и смеясь оттого, что были живы и невредимы. Он был слишком большим, чтобы быть моим сыном, но в действительности он и есть мой единственный сын, которого я когда-либо имела. Или хотела иметь.
Ее рассказ тронул меня и согрел. Согрел из-за Мэгги, а не из-за поступка Марка. Ему никогда не надо было занимать храбрости или способности совершить какое-нибудь зрелищное действо. Но это не делало его достойным доверия. Я приложила руку к шишке на виске. Прикосновение к ней вызвало резкую боль. Это было нечто, что напоминало мне постоянно о том, каков был Марк в действительности.
— Он изменился, когда вырос, — сказала Мэгги печально, как бы в ответ на мои мысли. — Джастин был всегда нетерпелив с ним. Ему была нужна твердая отцовская рука, а не рука кузины. Я не справилась с ним, Ева. Я знаю, что я не справилась с ним. Я посвятила ему всю мою жизнь, но я все же не смогла помочь ему так, как всегда хотела. Все, что я ни пыталась сделать для него, терпело фиаско.
Она помолчала некоторое время, протягивая руки под дождь, а затем прикладывая мокрые ладони к щекам, как бы остужая их. Мне нечего было сказать. Она либо пыталась заставить меня что-то понять, либо скрыть правду.
— Марку нужна я, — продолжала она. — Ему всегда была нужна я. Возможно, именно этим он и берет меня. Нет никого, кто бы сравнился в этом с ним. Я потеряла мужа, и у
меня нет детей. Даже будучи мальчиком, Джастин был независим и никогда не прибегал к чьей-либо помощи. Марк единственный во всем мире, которому я так отчаянно была нужна и все еще нужна. Даже больше, чем он понимает.
— А Найджел? — спросила я. — Разве у тебя не появился кто-то еще, кому ты нужна?
Ее смех был слишком беззаботным, чтобы мне это понравилось.
— Возможно, но совсем по-другому. Не то, чтобы Найджел и я не нуждались друг в друге и не испытывали друг к другу искренней привязанности. К тому же мы еще и прекрасные друзья. В конце концов, мы знаем друг друга уже столько лет, и мы оба были так одиноки. Кроме того, он может помочь Марку.
И всегда она все сворачивала на своего единственного «сыночка». Он был всегда у нее на первом месте. Она ничего не могла поделать с собой. И я знала теперь, что она пожертвовала бы Джастином, и Атмором тоже, чтобы только убедиться в безопасности ее дорогого Марка. В этом отношении ей нельзя было вовсе доверять. Из всех слов, сказанных о ее отношениях с Найджелом, только в последних звучала честность. Найджел мог бы спасти Марка — вот что было самым главным. Возможно, даже сам Найджел, несмотря на его спокойную осведомленность, до конца не понимал, как она может использовать его, чтобы помочь Марку.
Она заговорила снова, не осознавая, насколько полно и откровенно раскрывает мне свою единственную навязчивую идею.
— Конечно, Найджел мог бы помочь нам и сейчас, если бы Джастин позволил. Но Джастин не позволит. А если мы будем женаты, все изменится. Найджел сделает многое для меня, а я знаю, как без болезненнее заставить Джастина воспользоваться его деньгами. И тогда ему не надо будет жениться на Алисии. Он не может это сделать! Не может! Будет ужасно, если она переедет жить сюда. Если она будет хозяйкой Атмора, я буду вынуждена уехать отсюда, я этого не перенесу. Это мой дом тоже. Я заслужила право жить здесь до конца своих дней, и я не позволю Алисии все испортить.