Атомный конструктор №1

Кремлев Сергей

Это – работы весны и даже лета 49-го года! До первого испытания 29 августа оставались считанные недели, а окончательно все решено не было – вопреки уверенности Турбинера, высказанной им годом (!) ранее…

Возможно, дело тут было не только в ущемленном самолюбии Виктора Александровича, а в том, что в силу особой секретности даже Турбинера вряд ли очень-то пускали «внутрь» непосредственно заряда, и он не был в полной мере осведомлен обо всех сложностях и трудностях по этой части.

В описанной выше и ныне достоверно практически невосстанавливаемой коллизии отразились и какие-то черты времени, и особенности переходного периода в оружейной работе от первых экспромтов к новому – более основательному качеству

ее. Любителям же отыскивать причины в развернувшейся «борьбе с космополитизмом» могу сообщить, что в атомной отрасли она место быть не имела. Но, похоже, новому уровню задач Турбинер не соответствовал, и его замена оказалась оправданной. Конечно, «лошадей на переправе не меняют», но тут ведь сменили не «рабочих лошадок» вроде Терлецкого или Гречишникова, а, так сказать, одного из «кучеров». Управляемость была не только не утрачена, а укрепилась – Духов не был новичком в проблеме реализации крупных инженерных проектов. И опыт он с собой принес ценный, в том числе – с точки зрения будущего.

ГЛАВНОЙ официальной конструкторской фигурой «Объекта» стал генерал-майор Духов. А вскоре по приказу начальника КБ-11 Зернова от 29 декабря 1948 года научно-конструкторский сектор № 1 получил – «в целях соблюдения государственной тайны» – наименование «сектор № 38». В этот «первый-тридцать восьмой» сектор входили отделы №№ 39–44 во главе с Н.Г. Масловым, Н.А. Терлецким, С.Г. Кочарянцем, А.П. Павловым и В.К. Лилье (оба – отдел № 42), С.И. Карповым и Д.М. Урлиным.

И теперь в число их младших коллег входил Давид Абрамович… Разница в служебном положении Фишмана и Духова была тогда, конечно, велика, но чувство общего, старого, путиловского а потом уральского товарищества не могло не существовать. Тем более, что связующим звеном тут был Гречишников. Поэтому можно предполагать, что «вписался» Давид Абрамович в работу быстро и без того чувства некой внутренней неуверенности, которое знакомо каждому, кто хоть раз в жизни начинал что-то заново и всерьез.

Здесь делали советское атомное оружие, а по сути – создавали и новую науку, новые подходы к взаимоотношениям ученых, инженеров и производственников. И это – получалось! Кадры действительно решали все!

Удивительного в том ничего не было – активное ядро коллектива КБ-11 было из той когорты питомцев сталинской эпохи, которая оказалась мощнейшим личностным фактором социалистического преобразования России из лапотной в индустриальную. Это были люди из тех, на кого страна могла рассчитывать абсолютно, и кто это доверие оправдывал полной мерой.

Сталин принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой. И роль Сталина в ликвидации атомной монополии США первостепенна – в первые годы работ по «урану» Сталин лично просматривал и подписывал все основные документы. Это – так! Огромна роль в решении Атомной проблемы Лаврентия Павловича Берии и Игоря Васильевича Курчатова… Но ведь были же и те их младшие товарищи и соратники, которые практически совершали этот переход от сохи к бомбе, которые создавали могучую материальную базу могущества Державы.

А у этих младших соратников были свои товарищи, своя опора… И ряд выстраивался так: Сталин… Берия… Курчатов… Харитон… Духов… Терлецкий… Гречишников…

С августа 1948 года замыкающим в этот славный строй встал Фишман.

И в новом деле ему предстояло сделать многое.

КАК МЫ УЖЕ знаем, на предприятии Давид Абрамович встретился со своим давним коллегой и другом Владимиром Федоровичем Гречишниковым, с которым работал во время войны на танковом заводе № 76 в Свердловске. Становление Гречишникова на новом месте – уже как конструктора ядерных зарядов – к тому времени закончилось, и он руководил конструкторской группой в отделе Терлецкого, куда был назначен

и Фишман. Забегая вперед, скажу, что позднее, в 1952 году, Гречишников стал начальником отдела, а Фишман – начальником одной из конструкторских групп.

С этими двумя именами, к слову, связан один позднейший трагикомический эпизод, в котором отразились некоторые уродства того времени… Начало пятидесятых годов… Обстановка в стране достаточно накалена, и вот один из «бдительных» работников технического отдела конструкторского сектора обнаруживает на подкладке демисезонного пальто Давида Абрамовича… иностранную (!?) этикетку.

Все понятно: заслан!

В политотдел «Объекта» (где, увы, одиозные личности имелись) покатилась бумажная «телега». И одному Богу известно, куда бы могла «увезти» она судьбу Фишмана, если бы не Гречишников… Владимир Федорович засвидетельствовал, что пальто Давид Абрамович выменял в Свердловске на буханку хлеба, а буханку получил на заводе в премию за успешную разработку оснастки для испытаний танковых дизелей.

Однако теперь под ударом оказался уже Гречишников – он нажил в политотделе недругов. Через какое-то время в отделе Гречишникова возник конфликт: беспартийный Фишман был назначен заместителем начальника отдела, с чем не соглашался секретарь партбюро. Владимира Федоровича вызвали на заседание политотдела. Как назло, именно в тот день проводил важное совещание заместитель Харитона Кирилл Иванович Щелкин (впоследствии Трижды Герой Социалистического Труда). Совещание затянулось, Владимир Федорович активно дискутировал, горячился и напрочь забыл о партийном вызове. Спохватился уже в восьмом часу вечера, заторопился, но тут замороченный долгим обсуждением Щелкин умудрился, совершенно нечаянно, конечно, прищемить Гречишникову дверью пальцы. Ни в какой политотдел Гречишников не попал и был – «за неуважение к политоргану», единогласно исключен политотделом из рядов ВКП(б). Владимира Федоровича это совершенно ошарашило, но что делать…

И вдруг…

Вдруг буквально через несколько дней на «Объект» приходит Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении ряда специалистов за успешное выполнение заданий по первой водородной бомбе РДС-6с. И Владимиру Федоровичу Гречишникову присваивается… звание Героя Социалистического Труда и присуждается Сталинская премия I степени. Конфуз… Конечно – для политотдела.

Гречишникову срочно предложили написать заявление о восстановлении в партии. Однако тут уж исключенный заупрямился: сами, мол, исключали, сами и выпутывайтесь. «Дело», естественно, «замяли».

Но это все было еще впереди – и неприятности, и радости. Пока же шел 1948 год, и не то что до РДС-6с, но и до РДС-1 было немало дней работы по фактически военному графику.

В ПЕРВЫЕ же дни Духов и Гречишников представили Давида Абрамовича Харитону. Встреча прошла в «Красном Доме» – так скорые на прозвища сотрудники «Объекта» назвали комплекс затейливых зданий, сложенных из старинного красного кирпича, где когда-то размещалось бывшее управление Саровской пустыни. Разговор шел о плане работ по конструкции – как тогда говорили – «единицы» (РДС-1).

В первой нашей открытой монографии «Советский атомный проект», написанной при участии и под редакцией академика Е.А. Негина говорится: «Д.А. Фишман является автором ряда важнейших для лабораторной отработки заряда методик, предложенные им конструкции центральных частей атомных зарядов стали прототипами для последующих поколений зарядов…». Однако в первое время Фишману пришлось заниматься не столько конструированием заряда, сколько вопросами обеспечения – в части, касающейся отдела Терлецкого – высокоточной сборки заряда в полигонных условиях. А отсюда вытекала и его нерядовая роль в подготовке первого «натурного» испытания Бомбы, которое было предварительно намечено на середину 1949 года.